— Куда-нибудь! Поехали, блин!
И младший, послушавшись, тронул машину, свернул направо на Достоевского и подумал: стар Михалыч, тяжело с ним, не понимает духа времени.
Михалыч же и впрямь был немолод, но «дух времени» понимал получше младшего коллеги, не настолько же он глуп, чтобы подставлять себя под пулю ради сраного зэка. А парень, так запросто вздрючивший целую команду, так же запросто грохнул бы и его, и этого сопляка «берем-берем». Уж что-что, а «ствол» в кармане старый мент распознать умел.
Вход в подвальчик на Разъезжей был открыт всякому. В первой комнате, где под низким потолком переплетались удавами выкрашенные в зеленый цвет водопроводные трубы, размещался оптовый магазин. Штабеля продуктов и спиртного: коробки искусственного маргарина, жестянки с синтетическим фаршем, пивом, джином и прочим. Ярко раскрашенные картонные коробки. Соки, сигареты, кукурузное масло, шоколад. На стене висели ценники на мелкооптовые партии. Цифры на них многократно исправлялись и замарывались так, что не всегда можно было определить, где «два», а где «восемь». Водки, что характерно, в этих списках не было.
Молодой парень, смотревший футбол по переносному телику, по каким-то особым приметам сразу определив в Ласковине не покупателя, а «бойца», махнул рукой за штабеля ящиков — под потолок — у задней стены: вам туда!
«Да, — подумал Ласковин, — я теперь — вылитый бандит!»
Потом оглядел магазин, прикинул, что в нем должно измениться раньше, чем он покинет это укромное местечко под махиной углового «сталинского» дома. Многое, очень многое здесь переменится! Ласковин чувствовал в себе настойчивую потребность к разрушению.
За первой дверью оказался коридорчик, а в коридорчике — еще несколько дверей. Из-за первой, приоткрытой, радостно ухала группа «Любэ».
«Мне — сюда», — подумал Ласковин.
Действительно, сюда. За дверью располагалась уютная комнатушка, а в ней — неразумное существо с телефоном в кармане красного пиджачка и шеей, наводящей на мысль о племенном кабанчике. Существо прихлебывало «Сангрию» прямо из коробки и похотливо поглядывало на ноги в малиновых лосинах, уложенные на спинку углового диванчика в непосредственной близости от него. Ноги принадлежали девушке с крашеными овечьими кудряшками. Девушка, в отличие от «кабанчика», занималась делом: подсчитывала что-то на калькуляторе, фиксируя результаты маркером на собственной ладошке.
Кудрявая первой заметила появление Ласковина, взглянула рассеянно. Лицо ее было лет на десять старше всего остального.
— Дима, — произнесла она.
Бандит поднял на Андрея сонные глазки.