Голова опять разболелась, и Ласковин проглотил очередную таблетку. У него оставалось примерно полтора часа. Затем — ТОО «Шанкар». Очень возможно, что это будет его последний «укус», но отступать Андрей не будет. Во всяком случае, он неплохо повеселился. Ласковин улыбнулся, вспомнив, какой счет могут выписать ему «тобольцы». И, в частности, гражданин Крепленый. Счет был что надо! Смерти Андрей больше не боялся. Жизнь выглядела слишком мрачной, чтобы за нее цепляться.
Через полтора часа он снова был на Большеохтинском.
А еще через три часа Ласковин проводил взглядом втянутый под лед «чероки» и побрел к метро, прикрывая лицо от сыплющихся сверху хлопьев снега. В прежние времена этот нескончаемый полет огромных снежинок, при почти полном безветрии возникающих из ниоткуда в свете уличных фонарей, Ласковин счел бы красивым. Но теперь то была всего лишь холодная влага, стекающая в ту чашу весов, где уже лежали боль, озноб и безысходность. Андрей был еще жив, и это единственное, что можно было положить на другую чашу.
Два часа Ласковин просидел на скамейке в метро. Здесь было тепло, сухо и безопасно. В помоечном своем плащике Ласковин был просто одним из бомжей, существ, от которых, как правило, отводят глаза.
«Буси-до — Путь воина — это путь к смерти. Когда у тебя есть два пути, выбирай тот, что ведет к смерти, потому что слабость твоя толкает тебя на другой. Не рассуждай. Направь мысль на избранный путь и иди. Каждое утро думай о том, как надо умирать. Каждый вечер напоминай себе о смерти. Не позволяй мыслям о долгой жизни завладеть тобой, иначе погрязнешь в пороках и беспутстве. Подумай, как непрочна жизнь воина. Живи так, будто этот день — последний».
Когда-то эти слова из самурайского кодекса неплохо укрепляли дух Ласковина. Теперь же, мысленно повторяя их, он не ощущал прежнего подъема. Может быть, потому, что никогда раньше не оказывался в условиях, когда каждый день действительно может стать последним.
«Если ты умрешь, не достигнув цели, твоя смерть может показаться глупой и никчемной, но зато честь твоя не пострадает!»
Андрей не мог с этим смириться. Он не был ни самураем, ни буддистом, и жизнь не была для него эпизодом в иллюзии бытия.
«Никогда не следует задумываться над тем, кто прав, кто виноват. Никогда не следует думать о том, что хорошо, а что нехорошо… Рассуждающий воин не может принести пользы в бою…»
Было во всем этом что-то ущербное.
«Те, кто держится за жизнь, умирают. Те, кто не боится смерти, живут. Все решает дух. Постигните дух, овладейте им, и вы поймете, что есть в вас нечто превыше жизни и смерти — то, что в воде не тонет и в огне не горит».