Через какое-то время она заснула, и спала как-то странно: понимала, что спит, и в то же время осознавала происходящее вокруг. Слышала, как ритмично тикают настенные ходики над ее столом. Непонятным образом «видела», как в окно падает сноп желтого света от одинокого уличного фонаря…
Тишина, ночное безмолвие.
Галке тоже сделалось очень покойно и умиротворенно: обида на мать, тревога за Виталика, тяжесть на сердце – все ушло куда-то вглубь и далеко.
Галка словно бы парила в черном и мягком мраке, похожем на ласковый бархат, и просыпаться совсем не хотелось. Сквозь дрему ей вспомнилось, что сегодня уже воскресенье, и в школу не идти, а потому не надо вставать затемно.И это хорошо… Воскресенье… Она каждый выходной ждала, что из Москвы приедет Виталик и непременно навестит ее, чтобы узнать, как у ней дела. Он непременно приедет! Она ведь так ждет…
Вдруг Галка заметила, что возле дверного косяка напротив окна, скрываемая мраком, возвышается высокая черная фигура. Это была женщина… Сперва Галине подумалось даже, что это мать все же проснулась и пришла к ней в комнату, чтобы приласкать ее… Но она тут же поняла, что это не так: слишком высока для матери была эта женщина. А в следующую секунду Галка вдруг «увидела», что женщина в черной и длинной одежде уже сидит на ее кровати, прямо подле нее. Ошеломленная Галка вскочила, словно подброшенная пружиной, ей сделалось нестерпимо страшно…
«Тихо, тихо, - успокаивающе зашептала женщина, - не бойся, милая… Меня не надо бояться…»
На ее голову был наброшен черный платок, сейчас он распахнулся, и прямо перед Галкой предстало ее лицо – иссиня-бледное, но такое красивое, будто выточенное из белого мрамора. Глаза – большие, чуть запавшие, были почти черными и смотрели на Галку нелюдским взглядом – пристальным, немигающим, страшным…
Конечно же, Галина мгновенно узнала ее. Все та же покойница с проклятой фотографии, втиснутой ей в руки покойником-фотомастером. Никогда еще она не видела ее так близко…
Галке мучительно захотелось проснуться. Надо было, чтобы кошмар кончился, а для этого необходимо прервать этот тяжкий мучительный сон – немедленно и решительно. Девушка билась, дергалась, извивалась всем телом, глухо стонала… Однако сон не уходил, не прерывался, и она все глубже погружалась в леденящий душу кошмар. А между тем в ушах продолжал звучать вкрадчивый, мягкий и такой сладостный шепот:
« Ну что ты, лапушка… Что ж ты бьешься-то, горлица моя нежная… Не бойся же меня, не страшная я и не злая… Ну, иди ко мне… приласкаю, пригрею тебя.»