— А так у вас ницшеанство какое-то. Это Ницше, по-моему, говорил: «Идешь к женщине — не забудь плётку».
— Это опечатка, — убежденно сказал Сюэли. — На самом деле он хотел сказать: «Не забудь плёнку». Чтобы фотографировать. Чтобы запечатлеть такую красоту.
Имя Ницше Сюэли слышал впервые.
— Но что же делать? — размышлял тем временем Ди, который единственный внял без споров Лёшиной поправке. — Чем же заменить?.. Ну хорошо, ну давай «станешь брови ей сам подводить», что-нибудь такое. «На фениксах взмыть к небесам» тоже, наверное, не нравится? Пить из одного кувшина на свадьбе, что еще?
— Станешь перед алтарем, там, я не знаю, — подсказывал Лёша. — Пойдёшь под венец… вкруг аналоя.
Ди и Сюэли посмотрели на него очень кисло. Ди потер лоб и сказал:
— Может быть, так:
Что, если ты, позабыв про Ин-Ин,
Красною нитью обвяжешь кувшин
Где-то с невестой другой?
— Это проблема, — сказал Лёша. — Натуральная такая проблема. Если нитью он обвяжет, еще красной, то вообще, конечно, тогда уже никак.
— Мне нужно ехать в эту гимназию с изучением китайского языка. Я не вижу иного выхода, — поделился Сюэли с аспирантом Ди. Он грел руки на батарее в комнате Ди, но все равно было чертовски холодно. — Какие у меня есть варианты?
— Подожди. Я пойду с тобой, — сказал Ди, надевая в рукава пиджак, который был накинут у него на плечи.
— Зачем ты пойдешь со мной?
— Для тренинга. Я… м-м… овладеваю умением ходить всюду незамеченным. Скоро это может мне понадобиться. Это чисто психологический трюк, никакой мистики. А поскольку меня никто не увидит, то мое присутствие никак тебе не помешает.
— Мне нужно выяснить, откуда дети взяли обломок яшмы. Единственная ниточка сейчас к театру.
— Еще неразобранные вагоны архивов на путях, — напомнил Ди.
— Сравни: неразобранные вагоны — и кусочек театра, пусть маленький, но материальный.
Сяоли вынул из кармана джинсов яшму и подбросил на ладони.
— Ты скажешь им, что спер его?
— Мне не придется даже ничего говорить. Это будет очевидно.
От «Бауманской» шли минут десять вниз, в какие-то переулки. За решеточкой, за старыми деревьями, увидели здание, покрашенное во все цвета, какие может принимать бутылочное стекло, — то есть белый, зеленый, коричневый и немного синего.
— Я все же зайду первый, — сказал Ди.
— Почему?
— Потому что меня все равно никто не видит. А ты входи минут через десять.
Сюэли пожал плечами и десять минут играл во дворике в фигню, которую подарила ему Цунами: шарик, который подлетает на воздушной струе, когда дуешь в трубочку. Потом он потянул на себя тяжелую дверь и вошел. Коридор кишел детьми, но Ди действительно никто не видел. Ди расслабленно стоял у стенгазеты и ел мороженое, капая на пол. Если бы его увидели, у него непременно попросили бы — либо мороженое, либо чтобы он не капал на пол.