Назовем ее Анной (Эрасмус) - страница 86

— Какая-то высшая мудрость навсегда останется нами непознанной. Следует с этим смириться…

— А я не хочу смиряться! — горячо запротестовала Элен. — Почему иным закоренелым негодяям дается длинная жизнь, а человек, живший в ладу с совестью, не нарушавший Христовых заповедей, обрекается на страдания и раннюю смерть? Ты говоришь себе: «Смирись». Но уже то, что это слово высказано, означает, что нет в тебе этого смирения. Что все в тебе протестует и ты лишь отдаешь себе невыполнимый приказ. Противоестественно покорно подчиняться каким-то таинственным и несправедливым законам!

Патрик привлек Элен к себе и нежно поцеловал в белокурую макушку. Он любовался ее гневом.

— Ты сама себе противоречишь. В твоих словах главное — желание утешить меня, а что это, если не призыв смириться с печальными обстоятельствами?

Элен, прильнув к его груди, молчала, осмысливая грустную мудрость его слов. Потом, не поднимая глаз, спросила:

— Она дома?

— Нет, — помотал он головой, — тело отвезли в морг.

— Почему? Зачем ты разрешил?

— У меня не было другого выхода — хозяин дома настаивал. Он терпел нас с Эмми только из жалости и воздавая должное памяти наших родителей. Я ему столько должен, что совесть не позволила мне спорить. А теперь он мне откажет от квартиры. Так что, считай, у меня теперь и дома нет.

— Неправда, это не так! — Элен вырвалась из его объятий и выбежала в прихожую.

Куда я зашвырнула эту чертову сумку? Нашла, вот она. И нэцкэ тут. Поставив их на ладони, девушка медленно вернулась на кухню. Сначала глаза Патрика отметили лишь странность ее позы — будто застывшая в танце индийская танцовщица; потом уже он обратил внимание па знакомые, милые сердцу статуэтки.

— Элен, откуда они у тебя? Я, как закоренелый язычник, посчитал, что все мои беды произошли из-за того, что я предал семейные талисманы.

— Откуда — неважно. Они твои. Но не торопись предавать их во второй раз. Мы найдем деньги. Только в самом крайнем случае попросим помощи у твоих японских покровителей.

— У меня от неожиданности даже голова закружилась. Я думал, что больше никогда их не увижу. Простите меня, милые, — сказал он, беря нэцкэ своими длинными пальцами, — не о себе думал, когда шел на заведомое предательство.

Слезы текли по лицу Элен. Какое счастье, что удалось сберечь эти талисманы. Спасибо, Мелисса! В кои веки твои чудачества принесли кому-то радость. Грешным делом, час назад Элен намеревалась продать нэцкэ — деньги нужны. Сейчас она и вспоминать не хотела о недавних помыслах. Выкрутимся как-нибудь. Вот и Патрик говорит: