Я встал.
— Спасибо, фрау Лерхе.
— Только, — снова смутилась она, — ради бога, не обращайте внимания на Карла. Он совсем стал невозможен. Три года без руки, его столько травили…
— Травили?
— Ну да. Не в глаза. Он все-таки инвалид. Но вокруг него создали пустоту. Ведь он же штрафник. Сказал что-то не так о войне. Заставляли разряжать неразорвавшиеся бомбы, и на одной он подорвался. Когда-то мы жили в Хемнице. Он ведь техник-строитель.
Выйдя из домика, я увидел Лерхе около кучи расколотых сосновых поленьев. С сосредоточенным видом он критически осматривал топор, пробуя его остроту на щеку. Он делал вид, что не замечает меня.
— Послушайте, Лерхе, — сказал я, останавливаясь, — почему бы вам не заняться настоящим делом? Ведь сейчас так нужны рабочие руки.
— Руки? — он усмехнулся и опустил топор. — А у меня одна рука, и то левая…
— Дело на всех найдется. Вы знаете Гофмана, помощника бургомистра? Я завтра скажу ему о вас.
Лерхе испытующе посмотрел на меня и вдруг неожиданно рассмеялся.
— Обо мне? Вы? Нет, право, это очень смешно. Свои забыли о том, что существует калека, а вчерашние враги…
— Лерхе, вы слишком обозлены и не хотите видеть, что делается вокруг. Итак, до завтра в городе, а пока держите себя… — я тоже рассмеялся и, чтобы снова не попасть впросак, закончил: — Держите себя в руке, Лерхе. Кстати, вы не знаете, когда вернется Кюгельман?
Лерхе сразу насупился.
— Кюгельман честный человек, а этот собачий король — подлец. Он может наговорить на родного отца. И вообще настало время разделаться со всей этой дрянью. Ладно, — оборвал он себя, — это уже не наше дело. Здесь теперь хозяева вы.
Швырнув на землю топор, он повернулся и вошел в дом.
Я посмотрел на часы. Было половина шестого.
— Фрау Лерхе, — сказал я вместо того, чтобы проститься, — разрешите мне поговорить с вашим мужем наедине.
В ее глазах я прочитал страх и неуверенность. Она колебалась.
Наконец она кивнула головой:
— Только…
— Не беспокойтесь, — перебил я, — все будет хорошо.
Сопровождаемый ее испуганным взглядом, я поднялся по ступенькам и вошел в дом. Лерхе сидел у окна спиной ко мне, уронив голову на стиснутый кулак. Услышав звук открываемой двери, он не только не обернулся, но, напротив, нагнулся еще ниже. До меня донесся его глухой голос:
— Все-таки, Лиззи, надо было говорить все…
— Вот за этим я и пришел, Лерхе, — спокойно произнес я, останавливаясь в дверях.
Он вздрогнул и вскочил на ноги. Тяжелый дубовый стул грохнулся на пол.
— Вы! Опять?
— Да, я, Лерхе. Я знал, что рано или поздно у вас явится такое желание.
Он несколько мгновений смотрел на меня в упор. Потом лицо его стало жестким, единственная рука сжалась в кулак.