— Как же вы не вспомнили раньше об этом? — с досадой сказал я.
Он с виноватым видом развел руками.
— Не знаю. Если бы вы сейчас не спросили, я бы не вспомнил совсем.
Это было все, чем Герхардт мог сейчас мне помочь.
Поднявшись в кабинет, я снова принялся рассуждать, вставляя новые факты в цепочку старых. Утром Витлинг был в Вайсбахе, к вечеру его хозяин совершил ответный визит. Лерхе показалось, что при первой встрече они крупно поссорились. Зачем же Штейнбок ищет второй за день встречи? Ясно, дело его не терпит отлагательства.
Фигура Штейнбока начинала понемногу вырисовываться на фоне всей этой истории. Не был ли он главным действующим лицом развернувшейся в Грюнберге драмы?
И все равно для ареста Штейнбока оснований у нас не было. Их надо настойчиво и осторожно искать, искать не только здесь, но и в Вайсбахе.
Передо мной на столе лежали отобранные в прошлый раз книги вместе с взятым у фрау Штейнбок томиком «Фауста» Гете. С репродукции Грюневальда на меня смотрели умные, усталые глаза обреченного на мучение человека. «Все свое ношу с собой» — эти полные трагизма слова, стоило мне всмотреться в его лицо, начинали звучать в моих ушах.
Потом я прошел в зал. И передо мной встало другое лицо, с немного широким носом, пухлыми губами и глубокой складкой на подбородке. Темные глаза смотрели куда-то мимо меня с задумчивым спокойствием. Какую загадку хранили они? А они ее хранили — в этом не было сомнения. Еще в комендатуре мы обследовали портрет со всей тщательностью. Стекло лупы отражало с одной стороны мазки кисти, с другой — ровней промасленный холст. Рама сейчас была другая: старая осталась в комендатуре, но и она не могла ничего сказать.
Стояла полная тишина. Узкий серп молодого месяца, еще недавно чуть серебривший края неплотно задернутых штор, потонул в заволакивающих небо тучах, и ни одной искорки света не проникало в обширное пространство зала. Ветер совершенно стих, только, если внимательно прислушаться, можно было уловить доносившееся из вестибюля едва слышное равномерное тиканье больших старинных часов.
Вечером мы распрощались со Шмидтами. Накрапывал небольшой дождь, и наш вездеход покрылся тентом. Но когда машина тронулась, в ней находились только шофер и Герхардт. Я, как было условлено, остался в Грюнберге. Ни садовник, ни его жена не показались во дворе в момент нашего «отъезда».
Единственное, что нам стоило труда, — это уговорить Герхардта покинуть имение. Но потом он понял, что это необходимо для осуществления задуманного плана, и покорился.
За окнами чуть слышно снова зашумел весенний дождь. Стрелки на светящемся циферблате моих часов показывали, что время перевалило за полночь. Я находился в маленькой курительной комнате, расположенной между кабинетом и обширным залом, где висели картины. Это было самое удобное место, так как отсюда я мог наблюдать за обеими комнатами.