Шарко перекосило от омерзения. Вот почему в плоти Абана были найдены обломки его собственных ногтей! Его пытали!
А кошмарный рассказ между тем продолжался.
— Когда он был уже мертв, Манёвр позаботился о том, чтобы тело нельзя было опознать. На самом деле этого легионера искусным не назовешь, никакой тонкости в работе, никакой эстетики — орудовал клещами да топором. Обеспечив неузнаваемость трупов, Манёвр захоронил их в Граваншоне — посреди пустого пространства, в месте, где не бывает людей, там, откуда было не протянуть ниточку к Легиону.
— Какова во всем этом роль Шателя?
Она пожала плечами:
— Как бы это ни выглядело, на самом деле его роль была не слишком велика. Помимо официальных обязанностей, ему было поручено просто отслеживать случайные проявления синдрома Е в своем подразделении. Мы с полковником никогда особо не ладили. Как и многие другие, он не одобрял моих методов, особенно того, что я сделала в Египте. Что же касается легионера Манёвра, этот был у меня на жалованье, и ему была поставлена цель раздобыть копию фильма. Когда Жюльен вышел на след, обнаружил, что бобина может быть у Шпильмана или у этого старика-реставратора, мы ходили к ним обоим вместе. Я хотела избавиться от свидетелей сама.
Люси чувствовала, что Шарко вот-вот взорвется.
— Зачем было изымать глаза? — спросила она резко.
Колин Санате встала:
— Пойдемте со мной…
Комиссар, которого уже по-настоящему трясло, проложил им дорогу в толпе жандармов. Хозяйка дома спустилась в просторный и чистый подвал, указала на старенький серый коврик. Люси поняла просьбу, скатала коврик в рулон — стала видна крышка люка, откинула крышку — и сморщилась: вот где был ужас!
Здесь, в подполе, стояли десятки банок, в которых плавали, медленно вращаясь в формалине, глазные яблоки — с серыми, черными, зелеными, голубыми радужками… Люси с отвращением взяла одну из банок, протянула комиссару. Санате всмотрелась в содержимое, и ее собственные зрачки блеснули как-то злодейски.
— Глаза… Свет, изображение, глаз, мозг, синдром Е… Все связано. Теперь вам понятно? Одно не может существовать без другого. Те глаза, которые вы держите, это глаза человека с синдромом Е. Знаете, глаз всегда меня буквально околдовывал, как и моего отца, и Жака Лакомба — такой совершенный, такой драгоценный орган! Те глазные яблоки, что у вас в руках, принадлежали Мухаммеду Абану, которого эти идиоты легионеры приняли за его брата, Хакима Абана. Между вашими пальцами, мадам, находятся сейчас глаза «пациента зеро». Глаза, которые каким-то образом — может быть, нам так никогда и не удастся объяснить каким — отловили в воздухе синдром Е и направили его в мозг, чтобы изменить его структуру. Разве такие глаза не заслуживают самого бережного хранения?