Мари Энебель завелась. Просидеть целый день взаперти с этим телевизором, с этим ревом вокруг, с этими играми, от которых никакой радости — только раздражают. Нетушки, тут не отдохнешь, в этой больнице, тут тебе не трехзвездочный пансион в Сен-Мало!
— У тебя отпуск, ты вроде могла бы наконец провести хоть немного времени с девочками. Так нет — одну ты отправляешь в лагерь, а в то время, когда другую выворачивает наизнанку, прогуливаешься… То в Бельгию покатишь, то в Париж!
У Люси уже не хватало сил терпеть, слишком ее измотали последние часы и эта самая «прогулка».
— Мама, ты прекрасно знаешь, что в августе у меня будет еще один отпуск и мы с девочками поедем отдохнуть втроем. Это давно задумано, это случится обязательно, и мы в это время будем принадлежать друг другу, больше никому.
Мари двинулась к двери, но на пороге остановилась:
— Мне казалось, у тебя есть жизненные приоритеты — к сожалению, я ошиблась. А теперь мне нужно поспать. Потому что, если я правильно поняла, несколько часов спустя мне предстоит сюда вернуться, да? К счастью, бабуля Мари всегда на подхвате, верно?
Она вышла в коридор. Люси провела рукой по усталому лицу, выключила телевизор. Злобный пиксельный солдат пропал мигом — как не бывало. Люси вспомнились слова реставратора Клода Пуанье: изображение насилия настигает нас где угодно — и вот оно, даже в палате детской больницы. Разве мало ужасного происходит на улицах, зачем этому ужасу проникать еще и в святая святых — в семью?
Сгущались тени, но на этот раз они успокаивали.
Люси надела пижаму, придвинула кресло к кровати и тихонько устроилась рядом с Жюльеттой. Завтра утром она пойдет на работу и расскажет руководству об этой истории с бобиной, и даже если ни один прокурор не согласится возбудить уголовное дело в связи с фильмом более чем пятидесятилетней давности… Хорошо ему говорить, комиссару Шарко: передайте пленку в лабораторию, проведите обыск у Шпильмана! Как будто это так просто. Откуда он взялся, этот чудной комиссар в бермудах и туфлях на каучуке? Люси никак не могла освободиться от странного впечатления, которое произвел на нее Шарко: наверное, на счету аналитика разгадка большего количества преступлений, чем ей самой довелось увидеть за всю свою жизнь, но почему-то он не хочет этого показать. Ни в какую. Что за кошмары роятся у него в голове? Каким было самое страшное дело, какое ему пришлось расследовать? Имел ли он дело с серийными убийцами? Со сколькими?
Ее собственная голова была переполнена жуткими кадрами, но в конце концов она уснула, держа за руку своего ребенка.