Катер, осторожно, подрабатывая винтом против встречного течения, приблизился к Халилову. На носу катера, держась левой рукой за леерное ограждение, присел на корточки Геннадий и протянул правую в сторону Кямала:
- Ну давай, герой, слезай, приехали..., - но тот и головы не повернул, продолжая обниматься со сваей, - давай руку, дорогой, не боись... Ну чего ты, как пьявка, присосался...
- Нет, не могу, - его била крупная дрожь, и страх будто парализовал непослушные конечности.
Геннадий что-то сказал капитану и поднял голову:
- Эй, на эстакаде, мы чуток сдадим назад, чтобы героя не прижать нечаянно, а вы потравите ваш круг до катера, потом со мной подтянете к свае, и с "пьявкой" вместе - обратно... - он надул свой оранжевый спасательный жилет и сиганул в воду. Приблизившись вплотную к Халилову Гена сначала похлопал того по руке, а затем, не увидев никакой реакции, рёбрами ладоней резко ударил сзади по обеим плечам. Кямал отвалился от сваи, действительно, как насытившаяся пьявка от своей жертвы, прямо в крепкие руки спасателя. Матрос с мотористом на катере помогли обоим подняться на борт...
- Этот хоть только одну бумажку в кулаке зажал, - рассказывал позже Геннадий, - а то у меня зимой случай был: дежурил я при высадке пассажиров с городского рейса; после шторма волнение будь здоров, судно у причала то на дыбы, то низко кланяется, народу на судне человек пятьсот, сбегают по трапу по-одному, по-два, трап, конечно, привязан, но борт задрался, крепление лопнуло, и один нефтяник оказался в воде. Забарахтался там, сам в намокшем плаще, а в руке ещё хозяйственная сумка. Бросили ему круг, кричим - "оставь сумку, хватай круг, туды-сюды твою...", - он ни в какую, одной рукой машет, в другой сумка. Пришлось в эту холодрыгу прыгать за ним. Ну, вытащили, спрашиваю: "Чего ж ты, куркуль, сам тонешь, а за своё барахлишко цепляешься? И нам не даёшь спокойно отдежурить, а?" - а он опустил глаза и тихонько так, чтобы не услышал стоявший неподалеку милиционер, признался: "Да поллитровка у меня там, ведь девять дней сухой закон держать надо..., вы уж простите меня, ребята..."
...Вертолёт размеренно наматывал на невидимую катушку всё новые и новые километры поиска. Восемь пар глаз жадно шарили по обозримой неспокойной поверхности моря, вглядывались в толщу воды. Чаще других к вниманию призывал Тофик. "Сюда, джамаат (народ, азерб.)", - вскрикивал он, машина зависала или снижалась, "джамаат" вглядывался в предмет через тофикин иллюминатор, но это оказывались то сорванные штормом или выброшенные и унесённые далеко в море сплетения сбитых досок, то старый деревянный брус, то металлическая бочка, отсвечивающая кожаным блеском...