– Правильно, мамочка! – радовалась Верка материнскому откровению.
Птичик насупленно молчал.
– А ты что ж не отвечаешь?
– Я лучше помолчу.
– Уж лучше сказать, я так думаю. Мне интересны твои мысли!
– Не стоит!
– Нет уж, скажи! – не унималась мать, радуясь своему хорошему настроению, своей мудрости и своему удовлетворенному телу.
– Давай, Фирка! – торопила Верка. – Не тяни!
Птичик грустно вздохнул и ответил матери:
– Дура ты!.. Папа всегда говорил, что мы – это главное в его жизни. Что в свою очередь наши дети должны быть главными в нашей с Веркой жизни!
Матери не хотелось разрушать свое умиротворенное состояние. Да и сил у нее после Хабиба на физическое воздействие не осталось.
– Мудаком был твой отец! Истинным мудаком!
Так истошно и страшно Птичик никогда не кричал. Он дикой собачонкой бросился на мать и стал колотить ее что было сил. Он царапался и кусался, бил лбом в материнский живот, взвывая:
– Ненавижу! Ненавижу!!!
А Верка вдруг сделалась совсем маленькой. Против обычного, она не ринулась защищать мать, а сидела на детском стульчике и плакала.
– Папа не дурак! – говорила негромко. – Папа умер!
Все же матери пришлось отыскать в себе силы, и за испорченный вечер, за смывание памяти о любовной истоме, за звериную агрессию Птичик был выпорот самым нещадным образом.
Он выл возле зеркала платяного шкафа, осматривая свою худосочную задницу, синеющую на глазах:
– Как я теперь на физкультуру пойду-у!
Мать осматривала свои потери и приобретения в ванной и отвечала:
– Два ногтя сломаны! – Она потрогала место под глазом, в которое Птичик угодил лбом. – Фингал будет! – прокричала. – Каково это женщине с синяком под глазом! Что мне на работе скажут?
– Ты не работаешь! – подвывал Птичик. Боль постепенно отпускала, и он ощущал скорый приход маленького наслаждения.
– Я веду факультативные занятия по танцам! – спорила мать.
– Папа говорил, что работа – это то, за что получаешь деньги, на которые можно содержать семью!
– Это мужская работа! Женщине не обязательно зарабатывать! А папа твой…
Она вновь захотела назвать Нестора мудаком, но вовремя осеклась, не желая второго раунда драки с сыном.
За этой перепалкой все забыли о Верке, которая сидела в своей комнате перед зеркалом и остригала волосы канцелярскими ножницами. Сначала она попробовала на куклах, а потом, удовлетворенная полученным эффектом, сделала новую прическу себе. Все как надо. Лесенкой, перьями разной длины, в каких-то местах, особенно на висках, – вообще до лысого состояния, она старалась, как на чемпионате мира по парикмахерскому искусству. Когда закончила, провела ладошкой по голове и произнесла удовлетворенно: