Она взрослела, превращаясь, по мнению Нестора, в законченную хабалку с кирпичного завода. По-прежнему редко мыла голову, накапливая в волосах сало, все так же била Птичика, живя с детьми тупо, как с соседями. Она почти ежемесячно настаивала увеличить ее содержание. Тратила тысячи на ерунду, на парикмахера, который еженедельно перекрашивал ее в радикальные цвета. То пугала детей красными волосами, то шокировала желтыми прядями на черном фоне. Покупала какие-то дурацкие шубы, которые не носила, а просто развешивала в шкафу, будто корм покупала для моли. Любила разбить новую машину, да не одну, а сразу две, в том числе и Нестора. Разгонится задним ходом, будто паркуется, – и два багажника всмятку!
Его все это бесило. Он подозревал, что она затеяла многолетний спектакль специально для него, чтобы отравить ему жизнь. Он был практически в этом уверен, но ничего сделать не мог, так как очень любил Птичика и Верку, а себе уже давно откровенно признался, что не готов быть отцом-одиночкой. Любил свою свободу и девушку Алину, которая была слишком юна для того, чтобы не только воспитывать чужих детей, но и своего ребенка заводить.
Собственно говоря, можно было сказать, что Нестор притерпелся к такой своей жизни. Он много работал, как на чужого дядю, так и на себя. Загородный дом медленно, но все же поднимался, удивляя поселок энергетиков своим архитектурным размахом. Новостройку энергетики хотели спалить, дабы не портила вид одноэтажного поселка своей оригинальностью, но не загорелось сложенное из кирпича и вылитое монолитом.
Через пять лет упорного, почти на разрыв кишок, труда дом был закончен, и Нестор превратился в загородного жителя.
Он не забрал к себе детей, ограничившись перевозом из съемной однушки в загородный дом девушки Алины.
Он сообщил матери детей, крашенной на то время в голубой цвет, что будет теперь на выходные забирать детей к себе. А также все каникулы его! В общем, у него в жизни начинается «голубой период», как у Пикассо.
Она не возражала.
На том и порешили. Дети приезжали к нему, а она вдруг полюбила отдыхать в Турции. По пять раз в год ездила в гостеприимную страну, даже если был не сезон для путешествия.
Как-то Нестор выбрался в Иерусалим – побродить по святым местам. В русской духовной миссии ему, как известному сыну Отечества, выделили в провожатые батюшку Романа.
Батюшка был похож скорее на еврея, чем на славянина, – с черными, как вакса, глазами, глядящими на мир печально и всепонимающе. Ему было лет тридцать, не больше. Резвый, как молодая лошадка, он промчал Нестора по всем туристическим маршрутам и предложил посетить доисторический храм в пустыне, вернее, его развалины.