Не знаем. Кто-то выведет из имевшего место происшествия рассуждение о том, что мир не детерминирован, странен, многое в нем возможно и далеко не все объяснимо. А кто-то возразит, что космический разум, который правит миром, но иногда очень спешит, столкнул, было, друг с другом у дверцы туалетной кабинки вот этого женатого мужчину и эту женщину, а потом передумал или спохватился, усовестившись, и развел их решительно в разные стороны, а все детали в этой истории (умывальники, бант, зеркало, губы, пластмассовые крылья унитаза, телефонный разговор о сне с Шекспиром и огурцами) — так, чепуха, произвольное сочетание, случайный антураж, следствие ужасной суеты и неразберихи, царящих на небесах, там, где планируются наши жизни.
Многое свидетельствует об этом, а молодого человека настойчиво склоняла именно к последнему варианту ответа еще и напряженно вытянутая в сторону неба задняя нога кота, устроившегося у выхода из общественного туалета вылизывать дальнюю часть своего гибкого тела.
Осенью, когда вши отлетают в Африку, время отращивать густые и теплые волосы.
Когда они уже не торчат, а согласно ложатся, раз в неделю, всегда по приходу субботы, я смещаю пробор на толщину пальца. Я прикладываю его ребром к голове рядышком с пробором прошлой субботы и намечаю с другой его стороны пробор субботы пришедшей, получается, что я переношу его на расстояние, равное переменной ширине пальца. Пробор отступает и немного поворачивается. Так новая суббота оказывается непохожей на ушедшую, но меня все же можно узнать.
Но узнавать меня некому, вши — в Африке, и у меня нет зеркала. Зеркала нет, потому что, если купить, то поселить его нужно в комнате, полностью задрапированной в черное, чтобы зеркало отражало только меня и не смешивало с тем, что у меня за плечами. Чтобы комнату оббить черным, нужно накупить тьму тонкого крепа и вызвать мастеров, которые умели бы драпировать не только стены, но и потолок с полом. Насколько я знаю, таких мастеров нет, а если б и были, они успели бы смертельно мне надоесть своей возней и стуком молотков.
В самый постный зимний день года я включаю телевизор. В этот день на всех каналах одни лишь заставки. Когда я добираюсь до кроличьих ушек, я усаживаю на диван перед телевизором женщину, мною придуманную и в жилище моем наяву не присутствующую. На ней муаровое строгое платье из блестящих серых и матовых белых полос. Она узнает меня, несмотря на косой пробор. Но выглядит она недовольной, она не хочет соседства муарового платья и кроличьих ушек в одном пространстве. Я согласно киваю ей, выключаю телевизор, и тогда она вежливо и достойно уходит.