быть, терпимые, в общем-то, жители Кирьят-Кфара, но Юдо Глум никак не мог решиться, как ему изобразить достовернее точку, что помещается в вершине запятой: двинуть вперед голову? выпучить глаза? Все было не то, собеседники его обижались, а Юдо Глум расстраивался. Он так и не нашел адекватного пластического выражения для запятовской точки и все еще продолжал обдумывать проблему, лежа на своем балконе под домашним арестом.
Не способствовало симпатиям к Юдо Глуму и его изобретение, с которым было связано немало несбывшихся надежд как самого Юдо Глума, так и жителей Кирьят-Кфара, — механическая птица для уничтожения комаров. Она оставила в Кирьят-Кфаре немало глубоких выбоин на стенах и потолках домов кирьят-кфарчан. Глядя с балкона в небо, Юдо Глум предавался и другим (филологическим) размышлениям. Он полагал, например, что любая фраза хороша только тогда, когда она не банальна, но сама мысль об этом способна свести с ума своей жужжащей банальностью.
А ведь еще никто не видел, как Юдо Глум пытался укоротить длинный волосок, который обнаружил у себя на правой брови. Он надевал очки и не мог до него добраться ножницами, он снимал очки и не мог его ни найти, ни поймать. Или как безобразно поругался он с Windows Word, когда кричал ему: «Будешь мне указывать, какое предложение слишком длинное, а какое нет!»
Правда, жена его по неосторожности, присущей многим женщинам в Кирьят-Кфаре, рассказала соседям, как сидели они однажды рядом у телевизора, когда показывали австралийских солдат, вернувшихся с войны в Ираке. Объятия, смущенный поцелуй в губы — сцена, избитая в кинематографе, но всегда такая трогательная в жизни, вызвала у Юдо Глума зависть.
— Я хочу, чтобы ты так же встретила меня, когда я вернусь из Ирака, — сказал Юдо Глум жене.
— Но ты же не в Ираке, — ответила супруга.
Юдо Глум, даже не досмотрев новости, ушел в кабинет и через пару минут прошел на выход из дома мимо смеющейся жены с обнаженной саблей, которую он вынул из ножен на стене кабинета. (Юдо Глум обожал оружие.)
— Ты куда? — спросила жена.
— В Ирак! — ответил Юдо Глум.
— Надолго?
— Пока правительство меня оттуда не выведет, — ответил Юдо Глум.
Жене его недолго пришлось хихикать, в наружную дверь постучали. Она открыла ее. Там стоял Юдо Глум, но в каком виде! Лоб и вся рубашка его были в крови! Глаза жены расширились, но, уловив запах кетчупа, приправленного чесноком, она рассмеялась и пошла досматривать телесериал.
— У тебя не найдется чего-нибудь, чем можно вытереть саблю? — спросил Юдо Глум ей вдогонку, указывая на то, что жена не успела заметить, — на «окровавленное» блестящее лезвие.