Юдо Глум не был излишне деликатен, и порою казалось даже, что он толстокож, вплоть до садистской бестактности.
Трудно согласиться, но нельзя и полностью отрицать. Был случай, когда Юдо Глум, отформатировав диск, невинным тоном спросил у компьютера: «Помнишь меня?»
Юдо Глум утверждал, будто человеку, который только что переел, следует поесть поверх съеденного еще чего-нибудь легкого. И тогда ему полегчает.
Неправда. Юдо Глум боролся с этим опасным заблуждением.
В характере Юдо Глума ощущалась некоторая скрытность.
Абсолютная чушь. Юдо Глум был настолько в мире с самим собой, настолько нечего ему было скрывать от людей, что он даже не вздрагивал, когда кто-то дергал ручку двери туалетной кабинки, в которой он сидел в это время.
Юдо Глум пометил линию пояса на всех своих рубашках, облегчая работу своей жене, — чтобы ей не гладить ту часть рубашки, которая все равно сразу помнется при заправке в брюки.
Неизвестно, правда ли это. Жена Юдо Глума не дала нам oднозначного ответа на прямо поставленный вопрос.
Юдо Глум был нетерпелив. Он не умел заставить себя выполнить подряд два монотонных действия.
Неправда. Действительно, творческий характер Юдо Глума делал для него тягостной всякую регулярность, но если ему, например, нужно было сделать двенадцать одинаковых действий, то чувство тоски одолевало его на втором действии и заканчивалось на десятом. А одиннадцатое и двенадцатое он выполнял с большим энтузиазмом.
Юдо Глум невнимателен за рулем.
Неправда. Когда водитель, ехавший левее и позади Юдо Глума, привлеченный видом авоськи, висящей на боковом зеркале, чуть поднимал глаза и заглядывал в само зеркало, он видел в нем Юдо Глума и то, как сосредоточен и собран он, когда ведет машину.
И наконец, одно личное воспоминание автора и несколько заключительных извлечений из коллективной памяти Кирьят-Кфара.
Был обычный день, из тех треснувших примерно в полдень между облаками и солнцем дней, которые часто случаются в Кирьят-Кфаре на разломе лета и зимы, когда Юдо Глум вышел на балкон своего дома и по случаю близкого
окончания каденции американского президента поблагодарил его за проделанную работу.
Юдо Глум появился на балконе, на котором ему предстояло вскоре повеситься. Большой балкон нависал над улицей без движения из-за перегородившего ее перевернутого грузовика. Юдо Глум расправил грудь, высоко поднял голову и обратился с взволнованной речью к улице, которая оставалась пустой с начала и до самого конца его прославленной речи.
— Дорогие дамы и господа, леди и джентльмены, уважаемые граждане города Кирьят-Кфар!