– Ну, вот, товарищ старший политрук, опять вместе.
Виктор Васильевич окинул его странным взглядом и ничего не ответил. Старшина Глухов, которого снова назначили командиром расчета «максима», не переставал плеваться и обещал, что все ротное имущество пропадет. Однако никакого имущества не существовало. Котел, посуда и остальное барахло бросили на оставленной высоте, а в заплечном мешке Прокофий Глухов хранил лишь несколько катушек ниток и бруски черного дегтярного мыла. Сейчас он вытряхивал это богатство на землю и провожал взглядом быстро уходящих бойцов.
Семьдесят человек шагали по высохшему руслу. Пунктуальный Митрохин смотрел на стрелки старых часов: группе прикрытия разрешалось двигаться в путь спустя сорок пять минут. Воронков маялся, ходил с места на место и раздражался. Ближе всех к нему находился Борис Ходырев со своим дурацким пулеметом. Воронков припомнил ему молоко и сварливо заметил:
– Не знал я, что ты сплетник.
– Вы о чем, товарищ старший политрук?
Несколько минут препирались, затем свернули самокрутки. Межуев, перебирая запасную ленту, покаялся:
– Это я насчет молока болтанул. Так, сдури, не подумав.
– Ерунда, – отмахнулся Воронков. – Патронов много к пулемету?
– Семьсот штук.
– Нормально.
– Он их мгновенно жрет, – подал голос Ходырев. – На один бой не хватит.
Назначенные Елховым сорок пять минут тянулись бесконечно. Воронков торопил Митрохина, но ротный командир приказы исполнял четко и коротко ответил, что еще рано.
– Александр Кузьмич, идем, пока не поздно. Кто такой Стрижак? За роту ведь ты отвечаешь, а не всякие там особисты.
– Поэтому здесь и нахожусь, – ответил твердолобый Митрохин.
Медлить дальше было опасно. Немецкие саперы ковырялись в километре отсюда, один грузовик куда-то исчез.
– Мы же потеряем роту! – воскликнул политрук.
А чумазый Ходырев снова вмешался без спроса и заверил обоих:
– По следам отыщем, я же охотник.
Капитан Митрохин избавился наконец от всяких сомнений. Может, к лучшему, что остатки роты возглавил боевой и решительный командир. А у него такая судьба, заносить хвосты, командовать небольшой группой. Он злорадно наблюдал, как политрук все больше распаляется и без конца смотрит на часы. Это тебе не на митинге речи говорить! И уверенный в себе капитан объявил по истечении положенного срока:
– Всем оставаться на местах. Ждем еще четверть часа.
Воронков лишь всплеснул руками от возмущения, но его не поддержал даже обозленный на весь мир старшина Глухов. Как сидел вместе с помощником у «максима», так и продолжал. А недоумок Ходырев даже усмехнулся, не понимая обстановки. Лишь Иван Межуев проявил тревогу, но права голоса не имел. Ему оставалось в очередной раз протереть пулеметную ленту и, вздыхая, ждать команду.