— Доброе утро! — весело поздоровалась она, входя в столовую и лениво потягиваясь.
Мать читала утреннюю газету. Она взглянула на дочь поверх очков.
— Как спалось?
— М-м… замечательно, — широко улыбнулась Мисако.
— Ну и славно.
Кэйко сидела за низким столиком котацу, покрытым стеганым покрывалом. Под столиком, снабженным подставкой для ног, стоял электрический обогреватель. Котацу был одной из тех приятных деталей провинциальной жизни, которых Мисако так не хватало в столице.
Приподняв покрывало, она устроилась напротив матери.
— Ну вот, — улыбнулась та, снова подняв взгляд, — сегодня ты уже совсем наша Мисако, а не та бледная и вымотанная особа, что сошла вчера с поезда.
— Я так хорошо сплю дома, — вздохнула Мисако. Она и в самом деле выглядела свежее и моложе, тени под глазами совсем исчезли. — Я собиралась встать пораньше и позавтракать с отцом, но…
— Ничего, увидишь его за обедом. Завтрак я приготовила, чай еще горячий, сиди здесь, я сейчас принесу. Побудешь для разнообразия маминой дочкой.
— Ах, как приятно…
Кэйко рассмеялась и вышла из столовой. Мисако выглянула в наполненный солнцем садик, залюбовавшись огромным кустом камелий, покрытым блестящими красными цветами. Вдохнув всей грудью свежий прохладный воздух, она ощутила необыкновенный прилив энергии, которая словно поджидала ее здесь, рожденная тысячами счастливых моментов прошлого.
Когда мать внесла поднос с дымящимся супом и рисом, Мисако встретила ее улыбкой. Сидя напротив друг друга, они принялись болтать, совсем как прежде, в старые времена, словно и не было прошедших лет. Новости о сводных братьях, жизнь городка, приезд монаха из Камакуры. Мисако захихикала, услышав описание гостя.
— Он такой длинный, бледный, и глаза странные, совсем светлые, — сказала Кэйко.
— Похоже, дедушкин гость не слишком тебе нравится.
— Что, разве похоже? Вовсе нет.
— Во всяком случае, мамочка, твои слова никак не похожи на комплимент. Я представила себе что-то похожее на соевый росток.
Кэйко расхохоталась вслед за дочерью.
— Ну и шуточки у тебя! Да нет, не то чтобы не нравится, просто вид у него такой… Неуютно как-то становится. И держится он странно, на журавля похож. Просто жуть берет…
Она остановилась, заметив, что смех Мисако оборвался. Лицо дочери вытянулось, она подняла руку, словно умоляя о тишине. Глаза ее были обращены к телефону.
— О нет! — простонала Кэйко. — Я и забыла, что ты у нас тоже не от мира сего. Только не говори мне, что он сейчас зазвонит. Пора бы уже вырасти из детских игр.
Мисако смотрела на мать, бледная как смерть.