Хризантема (Барк) - страница 37

— Не хочу с ней говорить, — вдруг выпалила она. — Скажи, что меня нет.

Резкий телефонный звонок заставил ее вздрогнуть.

— Доченька, пожалуйста, не заставляй меня лгать! — вздохнула Кэйко. — Мне все равно, кто это, говори сама, что хочешь.

Мисако сложила руки на груди и затрясла головой, словно капризный ребенок.

— Тогда пускай звонит!

— Мисако, возьми трубку! — прикрикнула мать. — Это может быть дедушка, да кто угодно! Не можем же мы остаться без связи на все время, пока ты здесь.

Звонки разрывали душу. Мисако с усилием встала и подошла к аппарату.

— Алло, — тихо произнесла она.

Голос на том конце провода звучал пронзительно и гневно.

— Я хочу знать, почему ты не предупредила меня, что Хидео не придет ночевать! Я тут ложусь костьми, чтобы приготовить ужин твоему мужу, а тебе два слова трудно сказать? Ты же все знала еще до отъезда!

— Я не знала, — возразила Мисако. — Хидео ничего не сказал. Он убежал утром, даже не попрощавшись, разве вы не помните?

— Не лги! — взвизгнула свекровь. — Он сказал тебе еще до того, как ты спустилась!

Кэйко нахмурилась. Ей было слышно каждое слово.

Матушка Имаи продолжала шуметь:

— Я позвонила Хидео в контору, и он ясно сказал, что ты все знала! Он рассчитывал, что ты передашь мне, потому и не позвонил вечером! А я-то старалась, особенный ужин для него готовила…

Госпожа Имаи была женщиной немалых габаритов и переживать умела также с размахом. Вчера она так переволновалась, что забыла про телевизор и бродила по дому до полуночи, не находя себе места, разговаривала сама с собой и ежеминутно бросалась к двери, ловя каждый звук снаружи, а потом всю ночь ворочалась без сна, ожидая шагов сына по лестнице. Когда наконец уже утром она дозвонилась в офис, Хидео ничего не оставалось, как обвинить во всем жену. Мать так истерически кричала в телефон, что коллеги начали пересмеиваться. Это было унизительно, и он сказал бы что угодно, лишь бы заткнуть ей рот.

Раздался щелчок отбоя, Мисако, в свою очередь, повесила трубку. Лицо ее пылало гневом.

— Как он смеет обо мне врать!

— Иди сюда, садись и рассказывай! — распорядилась Кэйко. — Если в доме Имаи не все в порядке, я должна узнать об этом немедленно.

Тэйсин усердно скреб бамбуковыми граблями цветастый ковер осенних листьев у ворот храма. Монах был одет в выцветшие черные рабочие брюки и куртку, но настроение у него было самое праздничное. Солнечные лучи, просеянные сквозь густую крону могучего гинкго, обдавали его словно золотистым душем.

«Как славно осенним днем, чудесным осенним днем. Листья, как в поле цветы, загорелись огнем», — напевал он в такт движениям, сочиняя на ходу новые слова для популярной народной песенки и поджидая внучку настоятеля.