Нечаев вышел на улицу. Следователь прокуратуры уже сидел на табурете, который ему вынесли из квартиры. Эксперт, натянув белые резиновые перчатки, осматривал труп. Чуть в стороне толпилось несколько любопытствующих зевак. Оперов уже не было видно — пошли по квартирам.
Нечаев подошел к трупу, около которого возился эксперт.
— Михаил Евгеньевич, — попросил он, — можно мне на его левое предплечье посмотреть?
— Любуйся, — сказал эксперт.
Татуировка в виде листка клена, к большому сожалению, оказалась на месте.
Глава пятая
— Не люблю, когда в наши дела наука лезет, — сказал Примус, когда они вернулись в отдел. — Нет, чтобы просто, без затей особых — топориком по голове, и все понятно, все просто — повздорили два дурака, только один порасторопнее оказался. И раскрывать такие «мокрухи» приятно. Как писал бывший начальник Московской сыскной полиции Кошко: «Так было совершено зверское и незатейливое убийство». А тут сплошные непонятки начались.
— Они еще не кончились, — вздохнул Нечаев. — И потом, хрен с ней, с наукой. Меня больше беспокоит, что в наши дела религия вторглась. Вот это уже хуже всего. Религия как политика, если полезет, мало не покажется.
— Мужики, — предложил Калгин. — Давайте попробуем систематизировать факты.
— Давайте, — обреченно отозвался Нечаев. — Давайте систематизировать.
— Что мы имеем? — оживился Калгин. — Мы имеем Первую больницу, которую оборудовали не хуже института, и спонсором этого выступил всем известный Николай Гонтарь, олигарх и по совместительству Пророк Единого Бога. Факт?
— Так, Рома, так, — кивнул Нечаев. — Рули дальше.
— В эту больницу перешел работать доктор биологических наук Илья Николаевич Медник. Со скандалом бросил работу в институте и пошел в больницу.
— Ну, это не удивительно, — подал голос Примус. — Как сейчас докторам наук платят, выгоднее в абортарии пахать или осеменением заниматься.
— Погоди, погоди, — погрозил пальцем Калгин и снова заходил по кабинету. — Занимается он лечением бесплодия, вопросами репродуктивности, но в один прекрасный день его находят в родимом доме с ножом в спине и сильнодействующим препаратом в крови. Из чего следует, что перед смертью от него чего-то хотели добиться. Обязательно людям надо было у него что-то важное узнать. Факт?
— Дальше, — сказал Нечаев.
— Дальше, так дальше, — Калгин прошел к окну и встал, глядя через стекло. — В ту же ночь неизвестные проникают в больницу, вскрывают кабинет покойного доктора, похищают его записи и шесть анамнезов.
— Чего? — не понял Нечаев.
— Историй болезней, — пояснил Калгин. — Хотя беременность можно назвать болезнью только с огромной натяжкой, и при этом надо ненавидеть детей любого возраста. Мы с абсолютной точностью установили, чьи именно анамнезы были похищены. И вышли мы на шесть женщин, которые зафиксированы и в черновой тетради Медника, как-то странно объединенные пометочкой «СГ», которую мы считали за зашифрованное обозначение донора. Пока все правильно?