Но что я скажу провидцу, как открою свои замыслы? И если даже меня ждет неудача, разве смею я остановиться, разве затухнет в сердце пожар подожженного мною же отчего дома?! Другой возможности отомстить мне не представится. И вдруг прав Чжун Ли, который в эпоху Тан написал «Книгу Предрешений»? В ней не счесть историй людей, судьбы которых были предрешены заранее. Есть ли смысл заглядывать в будущее, коли предначертанному все равно суждено свершиться? Поздно рыть колодец, когда захотелось пить. Эйни-я, будь что будет!
…Из детства, столь же далекого от нынешних дней, как носившийся тогда традиционный набрюшник от сегодняшнего халата и соломенных туфель монаха, в память Хуа То пришла фраза, услышанная от отца: «В свои приезды в Бэйцзин я останавливался на постоялом дворе за Воротами Долголетия…».
Привет тебе постоялый двор, некогда приютивший моего отца! Сменилось поколение, и новый представитель рода Хуа посетил тебя. Тоже мужчина. В том же возрасте. С теми же лицом и фигурой — То помнил облик отца и часто сравнивал его со своим отражением в воде (зеркал в обители не держали). Мир повторяет все…
Мир повторяет все, лишь нас не повторит… Отец был одним из многих звеньев нескончаемой родовой цепи. Я — последнее звено в ней. Отец был подающий надежды сюцай. Я — оставивший надежды ш'иу шиа, отверженный монах, покинувший суетную «красную пыль», к тому же бежавший из собственной обители. Он был полон радостных мыслей, как сосуд — благовоний. Я налит горькой ненавистью, как флакон — ядом. Он алкал знаний и карьеры. Я жажду только мщения.
Время летит, словно трехлапый ворон, бежит, точно быстроногий заяц…[189]
Где вы, папа, мама, дедушка? Кому сейчас служите — даосскому Янь-вану или буддийскому загробному владыке Вэй-то, хранителю канонов? Или переселились в другие тела? А скорее всего, бродите неотмщенными безутешными душами по мирам Вселенной. Я не могу обмести ваши могилы и посадить на них линчжи — грибы долголетия. Но я могу принести вам в жертву кровь обидчика. Я пришел!
Постоялый двор тоже изменился. Судя по рассказам отца, раньше это было солидное заведение для приезжих, содержавшееся почтенным владельцем. Теперь же здесь обильно разрослись Абрикосовые кущи.[190] В обеденном зале то и дело слышался крик: «Пей штрафной!» — признак игорного дома. Штрафной пьет проигравший или нарушивший правила застольных игр. Видимо, наследники старого хозяина решили, что на азарте постояльцев можно дополнительно наживаться. Еще бы! Владельцу помещения, где идет карточная игра, полагается процент с выигрыша, даже если это частный дом. Да, противостоять алчности так же невозможно, как вцепиться в космы бритоголовому буддистскому монаху.