Но никто из детей не встал – все по-прежнему сидели и бездумно пялились на свои отражения в зеркале. Альберт Эдмундович удивленно хмыкнул себе под нос. Дескать, что случилось, почему детдомовцы не повиновались его голосу, записанному на диктофон? Ведь раньше подобного не случалось. Неужели он что-то недосмотрел? Но сутулый тут же отмел эту мысль. Все было сделано по технологии. Тогда в чем же проблема? Разработанная им методика перестала действовать и требует доработки?
Альберт Эдмундович сильно хлопнул в ладоши. И вновь никакого движения. Казалось, кричи, топай ногами, колоти по стенам – но ни один из детдомовцев так и не шелохнется. Однако сутулый не терял надежды – склонился над рыжеволосым мальчиком и защелкал пальцами перед его глазами, проверяя реакцию. Но тот был словно статуя. Тогда он взял его за запястье, нащупал пульс. Он был неторопливым, но в пределах нормы.
Зашелестели странички карманного блокнота.
«По окончании пятого сеанса все объекты продолжают пребывать в состоянии так называемого амебиозного стрепсила. На команды и посторонние звуки не реагируют. Чем это спровоцировано – неизвестно. Придется прибегнуть к шоковому пробуждению», – написал он.
Заниматься «шоковым пробуждением» Альберт Эдмундович не любил, так как эта процедура была нелегкой и отбирала у него много сил и энергии. Прибегал к ней лишь в крайних случаях. Сейчас был именно такой.
Он закатал рукава, глубоко вдохнул, словно ныряльщик перед погружением в воду, приблизился к десятилетней девочке с косичками, положил руку ей на голову и прикрыл глаза. Через какое-то мгновение его веки задрожали, а ладонь стала горячей и влажной, на лбу проступили испарины пота.
Детдомовка медленно встала, развернулась лицом к мужчине и забормотала что-то нечленораздельное. Сутулый резко открыл глаза, взял девочку за плечи и хорошенько встряхнул.
– Маша, что ты видела? – спросил он.
Девчонка часто заморгала.
– Лужайку. Много-много детей. Клоунов с воздушными шариками. И еще Николая Павловича. Он угощал нас сладостями. А меня даже посадил на колени и погладил по голове, – ее губы медленно расплывались в улыбке.
– Отлично. Иди. – И Альберт Эдмундович подтолкнул ее к двери.
Точно такую же процедуру он проделал и с другими детдомовцами. И каждый раз они говорили ему одно и то же: лужайка, клоуны, Николай Павлович, сладости…
Сутулый вытер носовым платком вспотевший лоб, устало вздохнул. На ковре перед зеркалом осталась сидеть лишь одна Виолетта.
Альберт Эдмундович покружил вокруг девочки, заглянул сначала в правое, а затем в левое ухо. Как он и догадывался, оба они оказались заткнуты ватой. Сразу и не увидишь – настолько глубоко она ее туда запихнула.