Он вспомнил об одном разговоре, услышанном на днях в очереди. Машина с хлебом задержалась где-то в пути. И люди, чтобы скоротать время, говорили о всяком. Больше, конечно, о войне. Один пожилой человек рассказал о таком случае.
В поселке до войны жила семья. Старик работал столяром, хорошо зарабатывал и жил в достатке. Несмотря на это, все ворчал и часто многим был недоволен. Сердитый был старик и острый на язык. Когда, бывало, разойдется, то и Советской власти доставалось. Его за это некоторые звали «контриком». Близкие же и знакомые советовали попридержать язык за зубами, а то, неровен час… Время было неспокойное. Старик в таких случаях чаще всего отмалчивался, а иногда, посмеиваясь, говорил: «Ничего, сочтемся». И вот война. Наступили тяжелые дни. Поднялся утром старик, сложил весь свой инструмент и взялся укладывать вещевой мешок.
«Ты это куда собрался?» — спрашивает его жена.
«Как куда? — отвечает столяр. — Туда, куда и все. Иду в народное ополчение воевать против немцев!»
Не хотелось ей отпускать старика. И, недолго думая, сказала ему:
«Ты же ругал Советскую власть и все был недоволен. А теперь воевать собрался? Сиди уж дома!»
Подошел он к ней, положил руки на плечи и говорит:
«Я тебя и детей тоже ругал, когда видел, что в доме непорядок. А разве я вас не люблю? Любил — и ругал. Моя власть, поэтому и ворчал. Хотел, чтобы еще лучше было. Если бы власть была мне чужая, то тогда ее и не ругал бы».
Пошел старик на войну, а недавно получила жена письмо, что его наградили орденом. Вот как оно бывает в жизни.
Поляков собрал у себя большую группу работников для подведения итогов операции. Здесь были Озолинь, Ворохов, Голов и Волосов.
— Операцию можно считать законченной. И на сей раз абвер просчитался! — говорил Поляков. — Ему это еще дорого обойдется. Мы сделаем все, чтобы он считал, что его резидентура в Ленинграде действует. Мне звонил сегодня Морозов из Малой Вишеры: на переднем крае задержана третья группа агентов. Теперь идите и отдыхайте. Завтра нас ждет другая работа.
Когда все расходились, Поляков окликнул Озолиня:
— Вы мне нужны! Хочу вам кое-что сказать.
— Слушаю, Александр Семенович.
— Из Ленинграда не надумали уезжать?
— Даже не думал, — поспешил ответить Озолинь.
Поляков лукаво посмотрел на Озолиня:
— Когда вы были в Ольгине, мне из Москвы звонили, что согласны утвердить вас в должности. Но… — Он подошел близко к Озолиню и по-дружески сказал: — Придется опять полежать в стационаре. Звонил Ямпольский, настаивает. Необходимо в порядке профилактики.