– Уважаемые Владимир Николаевич и Нина Александровна! Я прошу руки вашей дочери, обещаю ее любить и никогда не обижать…
– Я тебя сама обижу! – расхохоталась Лера, и дальше все пошло своим чередом.
В декретный отпуск Лера не уходила, и диплом они получали вместе с Андреем. Но садики тогда уже начали закрывать, на взятки у них денег не было, поэтому Сашку перепихивали с рук на руки, и, бывало, за день он успевал побывать и на лекциях в аудитории, и за кулисами учебного театра, и у дедушки на военной кафедре, и у бабушки в бухгалтерии. Везде ему одинаково нравилось, он легко ладил с людьми, рано начал говорить и вообще рос страшно самостоятельным, видно, постигнув на собственном опыте, что у семи нянек дитя рискует остаться без глаза, если само не позаботится о своей безопасности. Его отдали в школу в шесть лет продленки ради, потому что умаялись пасти его по очереди, и он быстро научился, не делая уроков, каким-то образом получать твердые тройки, изредка разбавленные четверками. Он ладил с одноклассниками и учителями, не дрался и не бил стекол, и Леру ни разу не вызывали в школу, за что она Сашке была очень признательна. Он умел по-взрослому рассуждать и всегда улавливал суть проблемы. Когда Лера, запинаясь и с трудом подбирая слова, сообщила четырехлетнему Сашке, что они с папой «наверно, будут жить в разных домах, так всем будет лучше», сын солидно кивнул и спросил: «Папа же все равно живет в театре, баба так всегда говорит. Мы будем ходить друг к другу в гости?» Больше всего он, естественно, любил ходить в гости к папе. Андрей еще студентом пришел работать в кукольный театр и год спустя был занят едва ли не во всех спектаклях. Легко и быстро он научился делать кукол, и они выходили у него какие-то совершенно необыкновенные – маленькие, хрупкие, грустные марионетки, до смешного похожие на своего создателя. Лет до десяти Сашка искренне считал папу волшебником.
Но жить с волшебником Лере оказалось не под силу. Для Андрея воистину весь мир был театром, а то, что в границы этого мира не вмещалось, переставало для него существовать, становилось неважным и нереальным. Он жил своими идеями, своими куклами, своими спектаклями. Уже первый его спектакль, где Андрей был драматургом, режиссером и художником, вызвал почти скандал в театральных кругах. Вечное противостояние Волка и Зайца он увидел слишком уж, по мнению критиков, нестандартно. Волк и Лиса по ходу спектакля все время увеличивались в размерах, зло приобретало угрожающие масштабы, а представитель светлых сил, Зайка, как был, так и оставался маленьким, трогательным и беспомощным. Свой шанс на победу Зайка не использовал, потому что способ этот показался ему не вполне честным по отношению к противнику, и от борьбы уклонился. Зло не то чтобы торжествовало, оно было неуместной Зайкиной порядочностью озадачено, но главный герой, верный своим идеалам, упорно не желал противиться злу насилием, погряз в самокопании и не выполнил сказочную миссию. Критики обозвали спектакль «театром детской скорби», завязалась дискуссия в прессе, Андрея ругали, ругали и театр, давший слишком много воли дебютанту. Андрей запил.