Рождественский поезд (Морис) - страница 38

Хотя Алекс предельно ясно объяснил, что не хочет больше заводить постоянных отношений, у нее было такое чувство, будто они стали одной семьей. Особенно сейчас, когда все трое шли по празднично украшенной улице. Шеннон несла коробку, наполненную превосходным имбирным печеньем; несколько штук она повесит на елку, а остальное они съедят с молоком.

Алекс, само собой, не позволил ей заплатить. Его гордое упрямство временами досаждало, но Шеннон с легкостью его прощала. Он ни разу не напомнил ей о сгоревшей выпечке и не жаловался на запах гари в доме.

— Хо, хо, хо, — выкрикивал уличный Санта и звонил в свои колокольчики. — Счастливого Рождества!

Шеннон достала из своей сумочки несколько банкнот и пригоршню мелочи и бросила в ведерко Санты.

— Почему ты так сделала, Шеннон? — удивился Джереми.

— Санта старается помочь людям, — объяснила она.

— Папочка не верит в Санту.

Шеннон метнула строгий взгляд на Алекса. Этот тип явно заслуживал хорошей взбучки. Он откашлялся.

— Вообще-то я сказал, что Санта — это больше состояние души, чем реальность.

— Так, популярная психология снова поднимает голову.

Они остановились, и Джереми уткнулся носом в витрину магазина, где механические фигурки изображали мастерскую Санты. На Санте были полосатые чулки и очки, и он деловито всматривался в наполовину законченную пожарную машину.

— Маленькая фантазия не может причинить боль, — проговорила. Шеннон тихо. — Что плохого в том, если он поверит?

Алекс отодвинул ее подальше от Джереми.

— Я не могу ему врать, особенно после того как обещал ему, что с мамой все будет в порядке, когда Ким заболела. Все было совсем не в порядке, и я знал, что не будет, но все равно говорил, что надо верить.

У Шеннон сердце щемило от этих слов.

— Мама сказала, что все будет хорошо в тот момент, когда мы хоронили отца, — печально произнесла она.

— Тогда ты понимаешь, о чем я. Я же вижу, как тебе его не хватает. Где здесь хорошее?

— Мы никогда не перестанем скучать по тем, кого любим, — ответила Шеннон, лучше, чем когда-либо, понимая, что именно ее мать имела в виду. Жизнь — это горько-сладкая пилюля, в которой смешаны и печаль и радость. — Мама хотела сказать, что мы будем жить дальше, и что будут еще хорошие дни. Даже, несмотря на то, что отец ушел…

Алекс закрыл глаза, пытаясь отгородиться от ее прекрасного лица, мягкого блеска глаз. Его сердце ныло, только он не понимал, от чего — от его старой печали или… Может, все дело в Шеннон?

Когда они только познакомились, ее вспыльчивый характер напомнил Алексу мать и отца, но это сравнение постепенно поблекло. Вдруг оказалось, что он с нетерпением ожидал каждый день их встречи. В Шеннон было что-то, что и очаровывало его, и пугало одновременно. Задумавшись, Алекс отступил назад и тут же подпрыгнул от внезапного визга сигнализации.