— Да какое же теперь-то может быть осложнение? — пожал плечами один из офицеров. — И сам государь еще, Бог даст, два века проживет, и сыновей у него несколько.
— Ну, я не могу так спокойно говорить о возможности смерти маленького наследника! — с глубоким чувством произнес Борегар. — Это такой чудный ребенок!
— А, в сущности, ведь его личное право на престол может встретить серьезное препятствие, — заботливо заговорил до тех пор упорно молчавший штатский, необычайного роста, с лицом бледным, как у мертвеца.
— Ба, ба, ба! Пестель! Ты откуда взялся? — живо спросил Четвертинский. — Как только заводится речь относительно какого-нибудь политического обстоятельства, ты непременно тут как тут!..
— Это у него наследственное! — опрометчиво заметил Тандрен, но тотчас же спохватился, внутренне пожалев о своем неуместном намеке.
Бледный господин, по адресу которого сделано было только что высказанное замечание, был родной брат казненного декабриста Пестеля, и среди людей, близко знавших его, упорно держался слух, что его поразительная, мертвенная бледность имеет свое историческое значение. Утверждали, будто в роковой день казни декабристов он был вдали в числе лиц, присутствовавших на площади, что он видел, как его брат взошел на эшафот, и как дрогнул и моментально вытянулся его труп под двойным капюшоном рокового савана. Говорили, что в эту страшную минуту он смертельно побледнел, и что затем эта мертвая бледность уже никогда не покидала его.
— В чем же вы видите возможность спора при воцарении настоящего наследника престола? — с любопытством спросил Мурашов, видимо, не посвященный в вопрос о том, с кем именно он имеет дело.
Пестель холодно и пристально взглянул на него.
— В том, что наследник родился в то время, когда его отец был великим князем и когда о его правах на русский престол даже не было и речи, тогда как его брат Константин Николаевич родился уже сыном коронованного императора.
— Ну, это — натяжка! — махнул рукой Мурашов, — и натяжка неблагонамеренная…
— Я не исповедываю этой особенной благонамеренности! — задорно возразил Пестель. — Я не имею на это ни причин, ни поводов!
— А я не имею не только причин и поводов, но и права слушать ваши речи! — громко произнес Мурашов и стал торопливо пристегивать оружие, очевидно, собираясь уйти.
Пестель смерил его холодным взглядом.
— Куда ты, Мурашов? — засуетился добряк Борегар. — Какие вы, право, странные, господа!.. Никак не можете выдержать никакой беседы, чтобы вконец не перессориться!
— Если господин офицер считает меня неправым, я к его услугам! — задорно сказал Пестель, доставая из кармана свою визитную карточку.