— Что вы делаете? — спросил Мерик.
— Пишу рекомендацию, — ответил майор, не удостоив его взглядом.
— По поводу?
— По поводу немедленного прекращения работ.
Они свирепо поглядели друг на друга. Мерик повернулся, чтобы уйти. Но когда он взялся за дверную ручку, Хаук окликнул его.
— Мы стольким вам обязаны, — сказал майор.
Лицо его выражало уважение и жалость, и Мерик разозлился еще сильнее.
— Сколько человек вы убили, майор? — спросил он, открывая дверь.
— Трудно сказать. Я служил в артиллерии, а как тут сосчитаешь?
— Ладно, зато я вел скрупулезный подсчет, — проронил Мерик. — За все сорок лет погибло тысяча пятьсот девяносто три человека: мужчины и женщины, отравившиеся, сварившиеся заживо, разбившиеся при падении, загрызенные животными и так далее. Почему бы нам с вами не предположить, что в этом отношении мы равны?
Полдень выдался теплым, но Мерику, когда он шел к башне, было холодно. Холод зарождался где-то внутри его, и нош становились ватными, а голова начинала кружиться. Он попытался прикинуть, как ему быть. За стенами майорского кабинета мысль об университете казалась куда менее привлекательной. Мерик знал, что ему очень скоро надоест преклонение студентов и зависть коллег-преподавателей. На подходе к рынку кто-то приветствовал его. Он махнул рукой, но останавливаться не стал. Мужской голос произнес: «И это Каттанэй?» Подразумевалось: вот эта старая развалина?..
Он ступил на подъемник, который тут же двинулся вверх, и по привычке принялся подмечать то, что нужно было бы сделать. Что это за склад древесины на пятом уровне? Так, а на двенадцатом протекает труба. Лишь увидев, как рабочий разбирает часть подмостьев, Мерик вспомнил о распоряжении майора Хаука. Должно быть, приказ уже поступил. Только теперь он осознал, что потерял работу, и прислонился к поручням. Сердце бешено колотилось, на глаза навернулись слезы. Однако он почти сразу взял себя в руки. Солнце висело низко над холмами на западе в красновато-желтом ореоле, вид у него был зловещий, как у зрачка стервятника. Что ж, признал Мерик, он создал картину и испоганил небо, значит, ему пора уходить. Покинув долину и избавившись от ее влияния, он сможет поразмыслить о будущем.
На двадцатом уровне, под самым глазом дракона, сидела молоденькая девушка. Из ритуала лицезрения глаза сотворили чуть ли не культ: многочисленные группы поднимались на башню, чтобы помолиться, пропеть религиозные гимны и обсудить потом свои ощущения. Но времена изменились, восторжествовал практицизм, и та молодежь, которая когда-то собиралась здесь, занимает сейчас ответственные посты и ревностно служит набирающей величие империи. Вот о ком надо было бы писать Дардано — о них и обо всех тех, кто внес свою лепту в растянувшееся на сорок лет представление. История Хэнгтауна — чем не материал для летописца?