После операции его и так выделявшиеся скулы стали еще более заметны, как у индейца или китайского мандарина. Изменилась конфигурация лица. Явившись после больницы в свой рабочий кабинет и увидав удивленные лица сослуживцев, Аденауэр, улыбаясь, сказал:
— Не смущайтесь, другой стала лишь внешность, внутри я остался тем же.
Состоялся торжественный акт вступления в должность нового обер-бургомистра. Депутаты выступали с напутственными речами. Общие пожелания чередовались с перечислением практических дел, которые ждали обер-бургомистра.
Аденауэр внимательно выслушал выступления. Их деловой, будничный тон не соответствовал его душевному подъему. Он взял слово. Краткую, энергичную речь закончил так:
— Возможность использовать себя полностью, все силы разума и души, отдать созидательному делу все свои личностные способности — это самое прекрасное, что есть в человеческой жизни. Такую возможность вы мне дали, избрав обер-бургомистром города Кёльна.
Присутствовавшие встретили возвышенные слова аплодисментами.
Избрание обер-бургомистром мало что изменило в рабочем распорядке Аденауэра. Но оно подняло его на новую, более высокую ступень, как деятеля, теперь уже известного за пределами города. Кёльн, один из крупнейших городов Германии, играл немалую роль в формировании государственной политики страны. Отныне Аденауэру нужно было не только заниматься городскими делами, но и участвовать в общеимперских мероприятиях в Берлине.
К сорока годам Аденауэр проявил себя как личность сложившаяся и незаурядная. Обладая неограниченной властью в городе, он не принимал волюнтаристских решений. Он никогда не полагался на импульс, а только на глубокий расчет. У него четко проявлялись национальные черты немцев — склонность к порядку, дисциплине, самоконтролю. К ним добавлялись целеустремленность, настойчивость и высокая работоспособность.
Одаренность Аденауэра не вызывала сомнений у людей, окружавших его. Но в то время мало кто мог предсказать ему большое будущее. Лишь с высоты прошедших десятилетий видно, что основа для крупной политической и государственной карьеры сформировалась у Аденауэра задолго до того, как ему суждено было стать канцлером страны, восстававшей из пепла Второй мировой войны.