– Нет, – покачал головой Семенов. – Никто тебя на Миусскую площадь специально не приводил, но не был бы там Гусев, появился бы еще кто. Или тот же Гусев, но не на Миусской, а, скажем, в Академии… Не будь ребенком, Макс. Так просто в Региступр не попадают. Не с улицы.
– Но я-то попал!
– Так ты, между прочим, член ЦК и командарм.
"Он параноик?" – могло случиться и так.
– Да, окстись, Жорж! – вспылил Кравцов. – Когда я был командармом?! А членом ЦК? Я в партии-то восстановился только в апреле!
– Члены ЦК бывшими не бывают!
– Еще как бывают! Назвать?
– Ты в оппозиции не состоял, ни в одной!
– Я был на фронте, а потом…
– Но по факту-то не состоял! Не состоял, не числился, не подписывал…
– Я эсером был, тебе мало? – прищурился Кравцов, которого этот безумный разговор начинал выводить из себя.
– До апреля семнадцатого!
– И что?
– Есть мнение, что тебе готовят возвращение.
– И кому я сдался весь из себя такой красивый?
– Фрунзе, Склянский, Гусев… Мало?
– Ты хочешь сказать, что меня "выводит в люди" Зиновьев? – это был уже полный бред. Зиновьев – один из немногих вождей, с кем Кравцов вообще не пересекался. Нигде и никогда.
– Нет. Не хочу. Это тебе кто про Гусева сказал?
– Зейбот.
– Он пошутил… Кстати, знаешь, с завтрашнего дня он начальник управления.
– А…
– Не знаю, но Драбкин никогда человеком Зиновьева не был. Он сам по себе фигура и "примыкает" крайне редко и неохотно…
– Так… – задумался Кравцов, почувствовавший вдруг, что в словах старого друга – пожалуй, все-таки друга, а не знакомого, – кое-что есть. – А Лашевич, по-твоему, в эту схему укладывается?
– Правильно мыслите, товарищ, – усмехнулся Семенов. – Лашевич, как раз, следующий по списку. Я его просто озвучить не успел.
– Значит, Троцкий?
С чего ты взял? – удивился Георгий. – Фрунзе сам по себе, да и Склянского я бы человеком Троцкого не назвал. Сторонники, может быть. Но никак не клевреты.
"И в самом деле, какой год на дворе? Московских процессов еще не было… и Левая оппозиция едва только проклюнулась… Они все еще не троцкисты, а самостоятельные политические фигуры…"
– А мне, тогда, почему не сказали? – спросил он вслух.
– А ты уверен, что не сказали? – прищурился Семенов.
Вопрос своевременный. Интересный вопрос, и прямо по существу. Особенно, если вспомнить разговоры Кравцова с Фрунзе и Гусевым. Имелся в них некий своеобычный контекст, но и подтекст, похоже, присутствовал. И совсем не тот, как кажется, о котором подумал тогда Макс. Да и Лонгва на что-то такое намекал…
"Намекал… Вот только, оно мне надо?"
И это тоже хороший вопрос. Правильный. Уместный. Однако сделанного не воротишь. А Кравцов, как ни крути, уже вписался в пейзаж так, что и захочешь – вымарывать замучаешься.