Он неприметно вздохнул, вспомнив об этом «старом мире», и постарался сделать веселое лицо.
— А не лучше ли просто поужинать вместе? Мама откроет для нас бутылочку вина, и мы с тобой, Арвид, выпьем по случаю праздника как настоящие мужчины! Согласен?
— Согласен! Согласен! — вдруг оживился Арвид, вскочил с дивана, включил верхний свет. Балодис с некоторой грустью подумал: «Парень живет далеко от меня! А ему так нужен сейчас отец! Он рад даже тому, что может побыть со мной полчаса за столом…» И с жестокой ненавистью вспомнил опять о «старом мире», осколки которого сейчас, вероятно, тоже сидят за столом и выпивают по поводу первой своей победы. Как же! Они отлично устроились. Квартира вне подозрений. Приеде сделал все как можно лучше! Как будто ждал их сто лет и держал под подушкой ключ от их обеспеченного и спокойного будущего.
Вспомнил и спохватился. Надо было немедленно позвонить в Москву.
— Накрывай на стол, Арвид, помогай маме, я только позвоню…
Магда проводила его слишком внимательным взглядом. За эти годы она вполне усвоила опасность телефона. Этот проклятый телефон мог зазвонить в любое время дня и ночи. И почти каждый звонок немедленно отрывал мужа от нее и сына. Аппарат прямой телефонной связи с Москвой стоял в кабинете Августа, и Магда никогда не знала, надолго ли телефон оторвет Августа от семьи. Не знала даже, опасно ли его исчезновение для него самого. Он уходил, улыбаясь, говоря: «Я скоро вернусь!» — но это скоро могло продолжаться и час, и день, и неделю, и месяц. Хорошо еще, что в последнее время его отлучки не превращались в целые годы отсутствия.
Магда прислушалась. Муж говорил спокойно. Но он всегда спокоен, даже тогда, когда уходит «на операцию». Боже мой, и слова-то такие, докторские… «Операция!» Как будто речь идет об удалении больного органа у человека. Хотя Август ведь как-то сказал ей: это и есть одна сложная и долгая операция по излечению общества. Но он никогда не говорил ей, как опасны бывают некоторые такие «операции». Только из третьих уст, от знакомых жен помощников Августа она порой узнавала, что где-то в кого-то стреляли, что где-то кого-то ранили, а потом и сама навещала этого раненого в госпитале, приносила цветы, пирожные, фрукты и думала об одном: «А если Августа…»
А Балодис сидел в своем кабинете за плотно прикрытой дверью и докладывал о событиях.
— Они пришли от Силайса, товарищ генерал, — говорил он. — Силайс дал явку на некоего Приеде. Может быть, вы помните, товарищ генерал, был у нас такой радист в разведотделе армии, в тысяча девятьсот сорок четвертом. Он попал вместе со мной в плен… Ага, вспомнили? Хорошо, продолжаю. Их трое, вещи закопаны в лесу возле Вентспилса. Я думаю, что это и есть первые ласточки того самого плана англичан, о котором вы нас информировали: «План широкого проникновения…» Поэтому мы их устроили на квартиру к отцу одного нашего сотрудника. Нет, Приеде явился сам. Да, понимаю. Жду вас. Ну почему же завтра? Можно и после праздников, теперь-то они никуда не уйдут… Хорошо. Есть, товарищ генерал…