— Вот проклятье! — Спрятав нож, вербовщик вышел на свет, присел возле костра, снял шампур с уже начавшим подгорать окороком. Покрутил перед лицом и положил рядом на куст, пристроив между двумя толстыми ветвями. Аппетита у него совершенно не было.
— Ну как? — продрался напрямую через заросли малины Избор.
— Там, в землянке… — вздохнул Ротгкхон. — По твоей части… Ты токмо развязывать не торопись. Девка в шоке, как бы чего не учудила. Успокой сперва, в разум верни… Хотя кому я объясняю? В этом учении ты больше меня соображать должен. А я за лошадьми пойду. Пущай забирают тушки для отчетности. Будет чем боярину перед деревней оправдаться. Станут окликать — отвечай.
По ручью до луга оказалось чуть больше версты. Объяснив холопам, как найти разбойничий схрон, сам Ротгкхон возвращаться не стал. Прошел лугом до дороги и побрел в скромную валуевскую усадьбу. Пешим вербовщику было привычнее, пусть и медленнее.
Уже совсем близко от деревни холопы и волхв его все-таки нагнали. Правда, двигались они тоже на своих двоих, ведя груженых лошадей в поводу. Помимо пленных душегубов, грубо переброшенных через холку и каких-то узлов, на спине одного скакуна лежала бесчувственная девушка в мужском кафтане.
— Усыпил, — пояснил вербовщику Избор. — Не в себе она.
Ее одну только дворня и унесла в дом. Татей же холопы бросили на землю у ворот, не спеша разбираясь с узлами, расседлывая и отпаивая лошадей.
Как это обычно и бывает, даже безо всяких объявлений возле пойманных разбойников очень быстро собралась толпа селян — с полсотни баб, мужиков и детей. Некоторые даже узнали былых обидчиков и попытались пинать их ногами.
Вычистив коней, холопы задали скакунам корма, после чего удачливые охотники сами подкрепились с дороги за общим столом, отдохнули и только после этого вышли к людям.
— Что с татями делать станешь, батюшка Валуй? — оживились смерды. — К князю повезешь, в невольники продашь али сам порешишь?
— Помилуй, боярин, — задергался душегуб с дырявой задницей. — Помилуй… Я отработаю… Я все делать стану… Всеми богами заклинаю, боярин, помилуй! Предан буду, ровно пес цепной… Мы же все сварожичи, боярин, одного рода-племени, одной землей рождений, одним богам молимся…
— Не моего ты рода-племени, порождение гадюки, — презрительно скривился боярин. — Люди русские честно хлеб свой в поте лица добывают, дома строят, землю пашут, дороги новые торят, святилища ставят. Вы же, ровно крысы амбарные, токмо чужое жрать умеете да над болью людской смеяться. Крысами жили, крысами и сдохнете. Вся от вас польза — так это вонью своей других подобных тварей отгонять. Хрипун, отведите их на россох да повесьте повыше на старой березе, дабы видели путники, что на тракте сем опасаться им более нечего!