— Кто из твоих славных витязей больше всех волков сегодня взял, брат? — обратился к княжичу Вышемир.
— Боярин Валуй отличился, княже, — повернулся к нему Святогор. — Да токмо не с нами он. К дому в городе отвернул.
— Жаль. Похвалить хотел охотника удачливого… — Вышемир поколебался, наколол еще один приметный кусок, положил на хлеб, протянул брату: — Но ведь старшим среди них был ты, брат. Тебе главная благодарность.
— Спасибо брат, за уважение, — поднялся Святогор, принял опричное угощение.
— Любо княжичу! — поднял кубок Вышемир.
— Любо! — громко подхватили гридни и князя, и его брата.
Дружинники выпили, еще перекусили. Выждав, Святогор наполнил кубок до краев, поднялся:
— Предлагаю, други мои, выпить за отца моего и князя нашего, за храброго Всеграда, ныне в чертогах самого Велеса пирующего. Пусть хоть мыслями своими он разделит наш хлеб и вино!
— За князя! За Всеграда! — обрадовались гридни Святогора. Свита Вышемира здравицу поддержала, но с меньшим восторгом.
Князь муромский за отца все же выпил, поднялся:
— Гуляйте, други. Я же детинец обойду. Воздухом свежим перед сном подышу.
Вслед за правителем из трапезной выбрался и тихий, ничем не проявившийся за столом волхв.
— Ты видел, Радогост? — оглянулся князь, едва они вышли за дверь. — Он не прикоснулся к опричному куску! Даже малого кусочка не отрезал.
— Что же с того, Вышемир? Это же пир. Наверное, уже сыт.
— От опричного куска отказаться? Коли и сыт, однако же за оскорбление хозяина сие любой сочтет! — ускорил шаг князь.
— Ты рано ушел. Может статься, он вкушает твою награду сейчас.
— Нет, волхв, — мотнул головой Вышемир, — не станет он есть мяса из моих рук. Боится Святогор. Боится, что я его отравлю! Мысли же такие лишь в том уме появляются, который сам недоброе замышляет…
Чуть не сбив в своей стремительности дворовую девку, князь вышел на крыльцо, глубоко вдохнул:
— Хорошо здесь вечером. Прохладно… — И тут же продолжил: — Скажи же, Радогост, что мне делать? Брат мой супротив меня дурные мысли носит. И я о сем тоже забыть не в силах. Что мне делать, волхв? Ты же самый мудрый в городе нашем… Ну, так скажи!
— Вот, возьми. — Радогост снял со своей шеи подвешенный на красном шнуре деревянный диск, на котором множество змей бились вокруг одинокой головы. — Амулет сей самой Триглавой заговорен, мощью ее и незыблемостью. Пусть он и женской силой пропитан, однако же тебе тоже пользу принесет. Коли сомнения одолеют, душа в тревоге дрогнет, прикоснись губами к змеевику, возьми крупицу ее силы. С нею к тебе и покой, и мудрость княжеская вернется.