Как только Бляхин уйдет, нужно будет попросить полковника отказаться от слежки – ее могут заметить, и пиши пропало.
Вдруг Антон разозлился на себя. Никак азарт ищейки пробудился? Стыдно. А кроме того, нечего учить ученого. Полковник не хуже тебя знает, как действовать.
Бляхин уже надел шляпу, но не уходил, медлил. Ясно одно: самому напрашиваться на встречу ни в коем случае нельзя.
– Слушай, Клобуков… Коли ты доктор, может, поглядишь, что с моей… Маней? По старому знакомству, а? – сказал вдруг чекист. – Сейчас прямо и съездеем. А побалакаем по дороге.
У Антона сжалось сердце, но не от страха, а от какого-то другого, не сказать чтобы неприятного чувства. Кажется, все-таки азарт? Ну и ну.
– Конечно, едем. (Убедительно сморщить лоб.) Боли в животе – симптом тревожный. Могут означать что угодно, в том числе тиф.
Идя за Бляхиным к выходу, Антон коротко взглянул на Патрикеева. Аркадий Константинович – благо большевик был к нему спиной – беззвучно поаплодировал и закатил глаза. Видно, и он не ожидал такого развития событий.
Еще один сюрприз: Антону восхищение контрразведчика польстило.
«Может, вы, майн херр, не тот путь в жизни избрали? Шпионский талант в землю зарываете?» – смазохистничал он.
На углу Большой Морской они сели в трамвай Лагерной линии и поехали куда-то в сторону Куликова поля, где Антон прежде не бывал.
Ехали долго.
Немного рассказав о швейцарской жизни, Антон начал расспрашивать спутника, как тот из Питера попал в Крым. Было бы странно, если б разговор обошел эту тему.
Бляхин врать оказался не мастер. Косноязычно, явно сочиняя на ходу, он поведал, как ему опостылела чекистская служба, потому что там один был стоящий человек – Панкрат Евтихьевич, а как того в Москву перевели, остались сплошь жиды и кровопийцы, прямо мочи от них не стало. Сбежал он от них, окаянных. Сколько лиха хлебнул, куда только жисть-сука не бросала – всего не пересказать. А про жену высказался еще неопределенней: баба золото, только здоровья слабого.
Сошли на конечной, у каких-то казарм, и потом еще порядочно петляли. Приличные кварталы давно остались позади, потянулись деревенские улицы, как в Корабельной слободе, потом вовсе начался пустырь.
Если Патрикеев и приставил слежку (хотя Антон никого не заметил), то тут филерам хочешь не хочешь пришлось бы отстать. Место голое, не спрячешься, а Бляхин поминутно оглядывался.
Время было уже к одиннадцати, длинный июньский день мерк, с ближних холмов задуло прохладным ветерком.
Вдруг Антону пришла в голову мысль, от которой он споткнулся.
Чекист ведет его не к мифической жене и не к Долотову! Заводит подальше от домов, чтобы убить! Всякий подпольщик поступил бы в подобной ситуации так же: убрал бы человека из прошлого, чтобы обезопасить организацию.