А теперь возьмем английские выборы: назавтра после голосования ясно, кто получит власть; известно большинство, не подлежащее никакому сомнению; одна партия формирует правительство, другая — оппозицию. Механизм никогда не давал сбоев, за исключением периода 1918–1935 гг. по причине временной трехпартийности (которую избирательная система сама же позже и устранила) или военного времени, когда создавались правительства национального единства — в обоих случаях речь идет о ситуациях исключительных. В обычное время во всех странах, где мажоритарная система порождала двухпартийность, правительственное большинство предписывалось парламенту общественным мнением. Избирательная система слегка его деформировала, искусственно это большинство преувеличив, но она его не исказила. Двухпартийная система выступает чем-то вроде увеличительного стекла, которое позволяет яснее видеть деление на большинство и оппозицию. Сравним все это с многопартийной системой, образованной независимыми партиями в результате действия режима пропорционального представительства, допустим, во Франции до 1951 г. Здесь возможно любое или почти любое большинство. В Собрании 1946–1951 гг. можно было наблюдать: 1) центристское большинство (СФИО, МРП, радикалы и несколько умеренных), фактически под разными названиями управлявшее после 6 мая 1947 г.; 2) трехпартийное большинство (коммунисты, СФИО, МРП), аналогичное существовавшему при двух Учредительных собраниях, которое правило до 6 мая 1947 г.; 3) большинство типа Народного фронта 1936 г. (коммунисты, СФИО, несколько радикалов и республиканцев-«прогрессистов»); 4) умеренное большинство, простиравшееся от крайне правой до СФИО и включавшее даже нескольких социалистов оттенка Рамадье): 5) большинство антикоммунистического Национального единства. включавшее все партии, кроме коммунистов; 6) наконец, большинство образца Священного единения 1914 г., целиком и полностью сплотившее Палату. Выбор между этими комбинациями зависит не от избирательского корпуса, а только от парламентских игр, ибо роль народа состоит лишь в изменении количества комбинаций и более или менее вероятного характера некоторых из них, в зависимости от процента голосов, принадлежащих каждой партии. Подобные явления наблюдаются в большинстве пропорционалистских государств, за исключением тех редких случаев, когда одна из партии получает абсолютное большинство мест.
При плюрализме независимых партий, порожденном голосованием в два тура, формирование большинства менее произвольно, оно зависит от тех союзов, которые вынуждены заключать партии. Но эти альянсы не переходят автоматически на правительственный уровень; они даже имеют тенденцию разрушаться там в силу естественных расхождений. Пример Франции в 1928–1939 гг. показывает, как велика возможность парламентских комбинаций. Если во многих других странах, где до войны 1914 г. практиковались два тура, большинство было, как правило, более стабильным и соответствующим показателям выборов, то и там оно, тем не менее, не оставалось неизменным и обычно существенно зависело от коалиционных игр, для которых предоставлялась большая свобода. Так, во Франции конец самоизоляции коммунистической партии в 1936 г. и вступление ее в коалицию левой коренным образом изменили равновесие большинства; то же самое можно сказать и об изгнании ее из трехпартийного союза в 1947 г. Все это весьма далеко от принципа обязательного, принудительного большинства, порождаемого двухпартийностью; здесь можно говорить о большинстве, наполовину свободном, произвольном.