Тайрен встал и осторожно заглянул в окно кухни. Ее заливало солнце, а посередине на стуле сидела Дженна и выглядела очень неважно. Кажется, она тоже не спала ночью, под глазами у нее залегли синие тени, лицо осунулось. Внезапно Тайрену до боли захотелось прижать ее к себе, утешить, поцелуем прогнать тоску. Он стиснул кулаки. Не время.
— Но почему? — спросила Дженна после напряженного молчания. — Почему ты их выгнал?
Тайрен остолбенел. Она не знала, действительно не знала. А Рандольф сказал ей это. Рандольф действительно сказал ей правду сейчас…
— И ты надеешься, что я поверю в то, что ты изменился? — почти выкрикнула Дженна. — Что вдруг через столько лет отрекся от своих расистских предрассудков? Что ты раскаиваешься в том, что сделал?
Тайрен почувствовал, как его злость начала проходить, когда он услышал боль в голосе Дженны. Но он ненавидел себя за свою мягкость и ненавидел Рандольфа Фарсона за то, что тот разрушил их общую жизнь.
Он не хотел больше ничего слышать об этом. Ни настойчивых вопросов Дженны, ни ответов старика. Он хотел сейчас только одного: закрыться у себя в кабинете и — в работу с головой. Но через кухню он пройти не мог — там была Дженна, придется обходить вокруг дома.
Он направился к главному входу… и тут услышал, как сзади распахнулась кухонная дверь.
— Тайрен?
Слишком поздно. Он обернулся. Ее глаза были красными, лицо — напряженным.
— Ты все слышал?
Он кивнул молча. Наверняка начнет упрекать.
Но упрекать она не стала. Вместо этого она вышла из кухни и с тяжелым вздохом опустилась в кресло, в то самое, в котором он только что сидел.
— Я очень сожалею, — сказала Дженна после непродолжительной паузы.
— О чем?
— Обо всем. О лжи, о молчании и о том, что мой отец сделал тебе и Кири. Это…
— Это уже в прошлом, — отмахнулся Тайрен.
— Нет, — настойчиво возразила Дженна. — Не в прошлом. Ни между тобой и мной, и ни между тобой и им.
Ей почти отказывал голос, а ее взгляд был таким же молящим, как и прошлой ночью, только совсем по другой причине. Тайрен пригладил волосы. Неважно, что он там чувствует к Дженне, но он не допустит, чтобы она вновь ослабила его волю.
— Я никогда не прощу его, если ты к этому клонишь, — резко сказал он.
— А меня? — Ее голос дрожал.
— Дженна… — Ему было больно смотреть в ее уставшие глаза.
— Привет, мамочка! Привет, Тайрен!
Его самая любимая в мире дочка выпорхнула из двери. И огромными глазищами уставилась на Дженну. Ни в коем случае Синди не должна почувствовать между ними напряжения. Он заставил себя широко улыбнуться.
— Доброе утро, Маленькое Солнышко.