Тайрен стиснул зубы и снова посмотрел на фасад. Когда Дженна бросила его четыре года назад, часть его умерла. Он работал день и ночь, лишь бы о ней не думать. Он сделал такое, о чем восторженно перешептывались по углам, хотя и добавляли, что подобный взлет карьеры для молодого человека возможен только в Новой Зеландии. Уютной, патриархальной, во многом нетерпимой, но спокойной и не привыкшей к резким движениям Новой Зеландии. Как же Тайрен любил ее и свой народ — и как бы он гордился тем, чего достиг, еще больше, если бы рядом с ним была Дженна!
Впрочем, если бы тогда все сложилось по-другому, возможно…
Нет. Все сложилось так, как сложилось, и нечего об этом думать.
Тайрен построил такой дом, в котором должно быть уютно и спокойно. Для его бабушки, наверное, это было так, но только не для него. Как если бы он воздвиг его в знак поклонения Дженне, в надежде, что однажды она войдет в этот дом. Но он обманывал сам себя. Дом никогда не был для него чем-то большим, чем местом для ночлега.
Он ударил по тормозам, и машина встала в облаке пыли. Он снова посмотрел на дом. Тот как будто насмехался над ним своим напоминающим о Дженне фасадом.
Дженна.
Снова единственным, о чем он мог думать, сделалась Дженна.
— Проклятье! — сами собой произнесли его губы.
Тогда, в самом начале, Рандольф Фарсон однозначно дал понять, что его дочери — запретная территория для работников. Так какого же черта он пропустил это мимо ушей?
Рандольф Фарсон.
И даже если это станет самым последним в его, Тайрена, жизни, этому человеку он отомстит. А если слухи о финансовом положении Рандольфа верны, ждать осталось немного. И месть будет сладкой. Он ждал достаточно долго, чтобы насладиться ею в полной мере.
— Решил сегодня просидеть в машине весь день?
Тайрен очнулся. Кири, его бабушка, большую часть дня проводила на веранде среди самых необходимых для нее вещей: чай, книжки, травы и карты, которые она без конца раскладывала. Мать его матери и все, что осталось от его семьи. Настоящая маори с седыми, сложно заплетенными косами почти до пояса. Очень стройная, но не хрупкая вовсе. В свои восемьдесят четыре она сохранила абсолютно ясный ум. Кири снова занималась уборкой, словно они с Тайреном не спорили по этому поводу уже сотню раз.
С метлой в руках бабушка спустилась с веранды.
— Что случилось в городе, Тайрен?
Он по-прежнему сидел в машине. Провел рукой по лицу. Отвечать на ее вопрос не хотелось.
— Бабушка, но почему ты опять метешь? У нас ведь есть домработница.
— Я об этом никогда не просила.
Тайрен покачал головой. Он ведь хотел лишь того, чтобы его бабушка могла наслаждаться покоем на закате жизни. Его мать не захотела жить в племени, отправилась на поиски лучшей жизни, всю жизнь только работала, лишь бы на столе было что поесть. Пока не встретила его отца. Мать говорила, что была с ним счастлива и ни о чем не жалеет, но Тайрен ей не верил. Ему едва исполнилось восемь, когда мать умерла и бабушка забрала его к себе. Теперь Кири перевалило за восемьдесят, и она имела право расслабиться. Только это не для нее.