Малый оперный ленинградский театр ехал в Москву на гастроли. Театр решил показать в Москве четыре советские оперы. Если сейчас это нс является диковинкой и никого бы не удивило, то в то время - в 1936 году это было событие исключительное.
Ехал театр с большим волнением. Не говоря уже о том, что всех интересовало, как воспримет и оценит Москва, передовая художественная общественность и непосредственно правительство, постановку, усилия театра над этими спектаклями, - интересовало вообще отношение к операм, созданным впервые, операм новым, не имеющим никаких традиций.
Поэтому волнение удваивалось, разрасталось. В еще большей мере волновались, естественно, композиторы.
Вез театр мою оперу "Тихий Дон", две оперы Желобинского и "Леди Макбет" Шостаковича.
Спектакли происходили в филиале Большого театра, их показывали разнообразным слоям общественности Москвы.
Один из спектаклей-"Тихий Дон"-был показан тогда сессии ЦИКа. Присутствовали многие члены правительства.
Спектакль принимался очень хорошо-настолько хороша, что я за него успокоился вполне.
Единственно, что нас волновало, - это то, что гастроли подходили к концу, а самого интересного' для нас человека и его мнения не было еще.
Как мне помнится, 16 января 'был последний спектакльставили "Тихий Дон". Я пришел в театр ко второму акту. Первый попавшийся мне навстречу человек, кто-то из работников театра, всем своим видом и выражением лща сказал мне все: я понял, кто присутствует в театре.
Я быстро прошел в ложу директора и сразу увидел в ложе напротив знакомые лица - Сталина и Молотова.
Я был прикован исключительно к этой ложе и старался в сумерках зрительного зала уловить на лицах Сталина и Молотова какое-то выражение одобрения или порицания. Конечно, это было очень трудно, но мне казалось в разных местах-может быть, мне это моя фантазия подсказывала, - что я вижу выражение то одобрения, то Порицания на лицах, вижу впечатление от спектакля.
Должен сказать, что присутствие таких зрителей страшно наэлектризовало актеров. Такого спектакля я не видел в театре ни разу: каждый делал чудеса в смысле выразительности исполнения.
После одной из самых эффектных сцен в картине-развал фронта-публика устроила авторам спектакля овацию. Мы вышли на сцену, и самый первый взгляд наш, конечно, был в ту ложу. И мы, к нашему счастью, увидели, что товарищи Сталин и Молотов стоят и вместе со всеми зрителями аплодируют нам. Мы почувствовали большое, огромное удовлетворение: наши творческие труды увенчались успехом, и Сталин, Сталин аплодирует нам!