– Они обещали, если я говорю правду и «дело выгорит», отпустить меня до суда на свободу, а дело передать прокурорским без свидетельских показаний. Все будет на суде оглашаться только с моих слов. Ну, самооборонение и все такое прочее…
– Все правильно, – констатировал Долгоруков без всяких эмоций. – Рассказывай дальше.
Ленчик продолжил рассказ. Когда он дошел до места, в котором его нехорошим словом обозвал «фон Геккерн», Давыдовский спросил, обращаясь к Севе:
– А не рано «немец» расшифровался?
– Не рано, – ответил Долгоруков. – Все равно его документы ни к черту. С первого взгляда видно, что это туфта.
– И что ему светит? – спросил Африканыч.
– Кому, Луке или «немцу»? – насмешливо поинтересовался Всеволод Аркадьевич.
– Да Быстрицкому, – уточнил Неофитов.
– Ну-у, это как посмотрит суд, – ответил Сева. – Собственно, он все будет валить на Гольденмахера. Мол, это его еврейские штучки, а сам он всего лишь рядовой исполнитель. Мол, ему пообещали несколько тысчонок, чтобы представился немцем, вот он и согласился. Ибо в его положении бездомного и безработного это серьезный заработок. Вот он и ухватился за него, как утопающий за соломинку. А потом он станет помогать следствию, даже окажет ему непосредственное содействие в деле поимки этого распроклятого Гольденмахера, ввергшего его, честного и благородного человека, в уголовный искус. Затем разжалобит на суде присяжных заседателей своей трагической любовной историей и дальнейшей нелегкой судьбой и получит от шести до восьми месяцев арестантских рот за присвоение чужого имени. Но Быстрицкий знал, на что идет. И вызвался на это добровольно…
– Хорошо ты с ним поработал, – заметил Огонь-Догановский.
– Хорошо, – согласился Сева. – Тем более что пребывание в арестантских ротах значительно компенсируется деньгами.
– А как ты догадался, что Лука попытается взять все два миллиона? – спросил Давыдовский.
– Я много думал, – неопределенно ответил Всеволод Аркадьевич.
– Мы все много думали, – заметил ему на это Африканыч. – Но предполагать, что Лука пойдет на прямой разбой, не могли.
– Значит, я думал немножко больше вас, – улыбнулся Сева.
– А что грозит Луке? – поинтересовался «граф» Давыдовский.
– Ну, если принять во внимание, что в его случае несостоявшиеся разбойные действия приравниваются по своей тяжести к состоявшимся… К тому же Лука был взят с поличным… – Долгоруков на секунду задумался. – Надо полагать, от десяти до двенадцати лет каторги. И заметьте, – как бы подвел он черту, – освободились мы от него не своими руками, а посредством полиции. А это совсем другой разговор…