– Насколько мне удалось узнать этого человека, он ничего не прощает…
– Совсем ничего?
– По крайней мере, обид, – не сразу ответил Всеволод Аркадьевич. – А то, что мы его кинули, – несомненно, обида для него личная. Он чувствует себя оскорбленным.
– Ах, какие мы нежные…
– Не шути так, – сказал Долгоруков. – При нашей встрече Густав рассказал мне один интересный и поучительный случай. Четыре года назад некий господин, который был должен организации Густава шестьдесят тысяч франков, решил их не отдавать. Он сменил имя, изменил внешность и тайком уехал в захудалый портовый городок президентской республики Уругвай прямо на границе с Аргентиной. Чтобы, если что, по-быстрому свалить за рубеж. Так вот, за неделю перед моей встречей с Густавом его нашли с перерезанным горлом и стофранковой банкнотой во рту. Было не похоже, что Густав лжет… Просто рассказал об одном частном случае из своей практики. А потом добавил, что тот, кто хочет, чтобы все было шито-крыто, слишком многого хочет. Часто так не бывает; в нашей афере могут случиться бреши, о которых мы даже не подозреваем.
– Он что, искал этого человека, похитившего шестьдесят тысяч франков, все эти четыре года? – удивился Ленчик. – И смог найти его под чужой фамилией, с измененным лицом и в стране у черта на куличках?
– Я ему задал примерно такой же вопрос, – сказал Сева.
– И что он на него ответил?
– Промолчал, – глухо признался Долгоруков. – Но, поверь, это молчание было красноречивее любого ответа.
– Согласен, – протянул Ленчик. – Серьезный господин этот Густав. Ну, хорошо, – он посмотрел на Севу и улыбнулся, – я буду осторожен…
– Да уж, пожалуйста, – ответил без улыбки Всеволод Аркадьевич.
На этом разговор с Ленчиком был закончен.
* * *
Подходящего человека на роль подсадного «грача» Сева нашел за день перед разговором с Ленчиком. Но сначала Всеволод Аркадьевич имел беседу с бывшим чиновником по особым поручениям Иваном Николаевичем Быстрицким…
Долгоруков свел знакомство с Быстрицким семь лет назад, когда зашел в ночлежный дом Бутова, что располагался в Мокрой слободе, в надежде отыскать человека, а лучше – актера, который бы мог сыграть предложенную ему роль представителя «Товарищества виноторговли К.Ф. Депре». Такого человечка он нашел – бывшего актера Городского драматического театра Павла Лукича Свешникова, Царствие ему Небесное. Но перед этим через заводилу попрошаек Долгоруков познакомился с бывшим чиновником по особым поручениям еще при военном губернаторе Казани Ираклии Боратынском.
Тогда Ивану Николаевичу было пятьдесят, но, несмотря на возраст и несомненные частые водочные возлияния, он в штопаных панталонах и драном на локтях сюртуке выглядел вполне представительно, к тому же свободно изъяснялся по-французски и по-немецки. В ночлежный дом бывший чиновник попал из-за сразившей его любви, когда он был уже женат и имел двоих детей. Ох уж эта любовь в возрасте! Не любовь, а самая что ни на есть напасть! Моветон, ежели не сказать чего похлеще. Это настоящая беда и… настоящее счастие. Это горе и одновременно радость. Это и боль, и ни с чем не сравнимое наслаждение, какового еще не приходилось испытывать в жизни. Одним словом, любовь в возрасте после сорока – умопомрачение и полнейшее безрассудство. Горькое блюдо, замешанное на сладком соусе, где на десерт приходится всего-то треть.