Бомба для империи (Сухов) - страница 42

.

Операция по освобождению из тюрьмы Плотного началась с того, что принявший дело по его защите присяжный поверенный Столбищев-Ярцев подал кассационную жалобу. Состоялось новое судебное разбирательство, что и являлось главным условием побега. В перерыве между слушанием дела Плотный попросился по малой нужде. Когда два охранника провели его в ватерклозет и сняли с него ручные кандалы, чтобы он мог справить свои дела, Плотный и оказавшийся рядом некий господин с револьвером впихнули охранников в ретирадную и заперли их снаружи на висячий замок. Дескать, сортир на ремонте. А сами благополучно вышли из здания суда, сели в тотчас подъехавшую пролетку и были таковы. С тех пор Плотный являлся пожизненным должником Густава и принужден был исполнять все его приказания и пожелания. Впрочем, то, чем занимался Плотный, со временем стало ему не особо в тягость… В Козьмодемьянск пришли вечером. До сего момента Плотный и Сева играли в гостиной с еще несколькими пассажирами первого класса в банк (Долгоруков все время выигрывал, хотя сильно и не плутовал), а когда на высокой горе показался Козьмодемьянск – все вышли на палубу полюбоваться городом и вечерней Волгой. «Все» – это имеются в виду те, кто не плавает по Волге на пароходах еженедельно, а коим сие путешествие внове и в диковинку.

Вы бывали в Козьмодемьяске? Чудно! Тогда вы должны помнить храмы, построенные почти на краю крутого спуска, каменные дома и часовни и золотые купола недавно выстроенного собора греческой архитектуры. А на самой вершине крутояра – девичий инородческий монастырь. Ну, для нерусских Христовых невест: чувашек, там, мордвы и прочих черемисских племен. Даже для крещеных татарок. И ежели деревня Козловка есть биржа яиц, то Козьмодемьянск – биржа леса. И этим все сказано.

Но – город городом, и таких городов по рекам Российской империи сотни, ежели не тысячи. И есть много лучше. Но Волга – одна. И если днем она поражает, то вечером – буквально очаровывает. Ее вечерняя степенность и невозмутимость вызывает благоговение. Волга мудра, и кажется, что она знает что-то такое, чего никогда не узнать человеку, хотя он и мнит себя венцом природы. На фоне тихой и гладкой мудрой реки венец природы, по сути, – никчемное и суетливое создание, глупое и беспомощное в своих мыслях и стремлениях. Волга – незримый колосс, титан, и человек по сравнению с ней – капля. Одинокая и жалкая, что оторвалась от общего потока, упала и сгинула…

Такие или, может, немного иные мысли были в голове у Севы Долгорукова, когда он созерцал водную гладь в обрамлении серебряной ночи. Что думал в такой момент его попутчик с невероятной фамилией Первопрестольный – неведомо. Но вряд ли он был озабочен обещанным ему Густавом гонораром или тем, что его сюртук заметно жмет ему под мышками. Впрочем, о чем думает плотный человек в очках с золотой оправой, мало заботило Всеволода Аркадьевича.