– Как тебе это удалось? – потрогав бумагу с гербовыми печатями и водяными знаками, спросил Всеволод Аркадьевич. – Ты просто какой-то маг и волшебник, право.
– Ну, уж… – немного замялся Самсон Африканыч, хитро поглядывая поверх головы Долгорукова.
– А концессия-то настоящая? – взял из рук Севы документ Огонь-Догановский.
Африканыч сделал кислое лицо и промолчал. Дескать, вы, господа, меня крайне обижаете своим недоверием и ненужными измышлениями. А я-де человек честнейший и ни в чем таком никогда не замеченный, а потому ваши прозрачные намеки касательно моей личности и моих возможностей совершенно неуместны…
Огонь-Догановский хмыкнул. Сева с большим интересом посмотрел на Африканыча, но ничего не сказал. Бумага внушала доверие, а какая она – фальшивая или нет – не имело особого значения. Конечно, лучше бы она была настоящей. Но даже если концессия была липовой, то липовой все же наполовину, поскольку решение о предоставлении концессии на строительство железной дороги «Акционерному обществу Казанско-Рязанской железной дороги» имело место быть и являлось совершенно законным.
Оставалось семь дней.
Лука вместе с командой Долгорукова проживал в его особняке, занимая комнату на втором этаже. За три дня он если и не сделался полноправным членом «шайки», то все к нему попривыкли и уже не смущались его присутствием, когда разговаривали о «деле». Впрочем, таково было приказание Всеволода Аркадьевича.
– При Луке можно говорить все, – заявил он, когда вдруг так случилось, что соглядатая среди них не было. – Более того, – добавил Долгоруков, – при нем даже нужно все говорить, что касается нашего дела.
– А зачем? – задал резонный вопрос Ленчик.
– А это ты поймешь потом, – ответил ему Долгоруков. – Но, уверяю тебя, поймешь раньше других.
Ленчик пристально посмотрел на него и промолчал. Вопросов он больше не задавал…
– Ты что-то задумал? – спросил Севу Огонь-Догановский.
– Конечно, – хмыкнул Долгоруков.
– Но говорить об этом не хочешь, – без всякой вопросительной интонации произнес Алексей Васильевич.
– Пока не могу, – поправил его Сева.
– Стало быть, что-то серьезное…
Всеволод Аркадьевич кивнул и промолчал.
– И опасное, – добавил Огонь-Догановский.
Долгоруков снова промолчал, уже не кивая и глядя мимо Алексея Васильевича.
За первые три дня было сделано (кроме концессии) следующее.
Команда определилась, кого она будет подкупать, по какой цене и каким образом. Собственно, выбор имелся только из двух человек: начальника кредитного отдела Олега Потаповича Севастьянова и первого помощника управляющего банком Бурундукова (второй помощник выехал в собственное имение на вакацию и должен был вернуться только в середине августа), теперь титулярного советника. Конечно, ежели бы господин Бурундуков служил по государственному ведомству, то имел бы чин коллежского асессора, а возможно, и надворного советника, но пребывание в должностях частнособственнических предприятий не инициировало скорого повышения чинов. Что для господина первого помощника управляющего банком было равно личному оскорблению.