Я спрашиваю у мрачного громилы в баре, где найти капитана Уоллеса, и меня провожают наверх. Несомненно, капитан распорядился, чтобы любую хорошенькую женщину к нему пускали без вопросов, а может, он ждал, что я приду и стану умолять его сохранить моему любовнику жизнь. Я поднимаюсь по узкой скрипучей лестнице.
— Сюда, мэм, — говорит мальчик, который провожал меня, и протягивает руку ладошкой вверх. Я даю ему пенни, и он, грохоча пятками по ступенькам, убегает прочь.
Я стучу в дверь и слышу приветственное ворчание.
Руперт Уоллес восседает за столом с остатками ужина и бокалом вина в руке. Подозреваю, Шад был недалек от истины, предполагая, что капитан замыслил бегство: на полу у кровати стоит чемодан с открытой крышкой, наполовину полный.
— Ах, моя дорогая Софи, неужели ты пришла, чтобы снова познать радости брачного ложа? Какая прелесть.
Он встает, кланяется и подвигает мне стул.
— Ты всегда был оптимистом, Руперт. — Я сажусь и принимаю из его рук бокал вина. Как ни странно, вино недурное. Я не удивляюсь тому, что он держит в комнате второй бокал: наверняка продолжает жульничать в карты и все такое.
— Значит, ты здесь, чтобы спасти жизнь своему любовнику? Кто он, клерк?
— Ага, клерк, который расквасил тебе нос. Он к дуэли готов, тогда как ты, я вижу, собрался уезжать.
— Всего-навсего, переезжаю на другую квартиру, дорогая. При твоем содействии я смогу позволить себе жилье получше. Мне даже стыдно принимать тебя в такой убогой обстановке.
Я улыбаюсь и смотрю на него поверх бокала.
— А ты неплохо устроилась, Софи, а?
— Да, мне долгое время везло. А ты где пропадал, Руперт?
— Да так, за границей. Вышел в отставку, какое-то время жил в Дублине… Ты же знаешь, у меня семья в Ирландии.
Честно говоря, впервые слышу. О себе он рассказывал очень мало, и у меня нет никакого желания верить тому, что он говорит сейчас. Насколько я могу судить, он успел какое-то время пожить в Лондоне, отирался там вместе с другими прохиндеями и бродягами, шпионил за мной, собирал сведения, выбирал нужный момент.
Он целует мне руку.
— Я так скучал по тебе, Софи. Не буду говорить, что жил монахом, это неправда, но и ты… ну что тут говорить. Но ведь мы неплохо ладили когда-то, правда же?
— Хотелось бы верить. Но тогда я была очень молода. Теперь я другая.
— Что верно, то верно. Ты расцвела, стала уверенной в себе. Не девочка — женщина.
Красивые слова. Если бы он не таращился на мою грудь с таким неподдельным интересом, мое сердце, может быть, и дрогнуло бы, потому что когда-то я действительно беззаветно его любила.