— Отставить, отставить веселье! Штинов, я кому сказал! Ох, заплачешь ты у меня сегодня, чувствую.
Все сразу угомонились и притихли.
— Теперь будет грустно, ребята, — сказал начальник губрозыска. — Первое: мы так и не нашли сберкассовских денег. Второе: знаем о некоем Луне, истинном главаре, идеологе и организаторе всего бандитского подполья. Но ни один из взятых нами приближенных Черкиза в лицо Луня не знает. Похоже, на связи с ним был только один Черкиз. А коли мы до него не добрались, может статься так, что через полгода-год появится новый Черкиз со присными… Все-таки никак не могу понять, — продолжал он, — почему никого из наших не было возле входа со стороны улицы? Ведь Мартынова убили именно оттуда. Кто-то из вас мог, наверное, догадаться, разве ж я могу все предусмотреть? Эх, вы… Ну, дальше. Об операции знали только вы. Кто еще и как мог узнать о ней? Причем узнали, видимо, в самый последний момент, ибо работали очень рискованно. Сидите и думайте, это вам уже не шуточки.
Хлопнул стул — поднялся Болдоев. После вручения Кашину подарка он постеснялся уйти — пробрался в угол и там сел, уперев локти в ладони, низко опустив коротко стриженную голову — будто задремал. Теперь он встал, прижал правой ладонью к боку левую руку и заговорил. Когда-то, когда Болдоев работал еще оперативником, эту руку ему прострелили, пуля задела главный нерв, и стоило начхозу заволноваться, рука начинала болеть, его корежило и трясло.
— Можете так не смотреть, — дернул головой бурят, уловив тяжелый взгляд Войнарского. — Я никому ничего не говорил. Но вчера в моем присутствии и в присутствии еще троих граждан дежурный по губрозыску Муравейко на мой вопрос, где находится Динмухаметов, сказал, что в ресторане «Медведь» проводит важную операцию. Я сам не ходил в ресторан — был здесь, в резерве. Случилось это в двадцать десять, за полчаса до начала операции. Теперь так: кто эти граждане? Известный нищий и бродяга Бабин. Старик — по-моему, потерпевший по делу, что находится у Кашина. Третьего я не знаю, но могу дать приметы и опознать. Разговаривали они между собой или нет, я точно не помню; кажется, что нет. После разговора с Муравейко я поднялся наверх, а когда через пятнадцать минут спустился обратно, всех троих уже не было в помещении. Вот, все.
В медленных житейских разговорах Болдоев говорил с сильным акцентом, путал и врал слова, но при докладах акцент почти исчезал, язык становился краток и емок.
— Та-ак!.. — Войнарский почесал подбородок. — Уже интересно, уже кое-что. Что ж, за неимением лучших, станем отрабатывать этот вариант. Болдоев! Садись за стол, пиши рапорт о вчерашнем и словесный портрет того, третьего. Все расходитесь! Через час зайти в канцелярию, списать приметы разыскиваемого. И — будем искать. Руководить буду сам. Отработкой Вохмина займется Кашин, ему это проще, Бабина… ты, Динмухаметов, его тогда задерживал, ты и отрабатывай. Сделаете по ним установки и вечером доложите. Все! Сейчас я иду в губпрокуратуру, вернусь в шесть, не раньше, так что у кого срочные дела — подходите.