Кашину стал неприятен этот разговор, и, чтобы прекратить его, он спросил:
— Слушай, Степа, ты такую Симу Караваеву не знаешь?
— Караваеву, Караваеву… — Казначеев закатил глаза, пощелкал языком. — А! На конфетной фабрике работает?!
— Все-то ты знаешь.
— А мы три месяца назад ихнюю ячейку проверяли. Я в комиссии был. Обуржуазились девчата. В чулках шелковых ходят. Помню я эту Симу. Тоже курочка… Она что, нравится тебе?
— Как сказать…
— Нравится, значит. Постой! А ты помнишь Володьку Дядьева? В реальном на класс старше нас учился. Верзила такой стал. Он теперь в политехникуме учится. Так вот — я их позавчера вместе видел.
Слова эти поразили Семена в самое сердце.
— Ты не ошибся? — схватил он Степку за локоть. — Это точно они были?
— Какие, к черту, ошибки? — обиделся тот. — Чай, не темно еще было.
— А может, это они просто так, — цеплялся за соломинку Кашин. — Ну, встретились, погуляли, мало ли…
— Так я разве что! Может, так оно и было. Иду, смотрю — гуляют. Под ручку, правда.
Этими словами, сколь бы правдивыми, искренними и доброжелательными они ни были, Степа отплатил Семену за все сегодняшние унижения. Кашин сразу сник, сел на лавочку и пробормотал:
— Ну что, ну что она в нем нашла!
— Выходит, нашла! — подливал друг масло в огонь. — Он ведь не только студент, он еще и поэт, в литкружок при газете ходит, голубую блузу носит. Не то что мы — оперá зачуханные. Да шучу, шучу, не дергайся. Ну, случилось такое — ну и что теперь, стреляться, что ли? Забудь ты ее, мещанку.
«Легко тебе сказать», — думал Кашин. Но и Степа, глядя на его лицо, тоже расстроился. Умолчать, не рассказать про Симочку и Дядьева, уж коли зашел разговор, он не мог, потому что всегда говорил прямо в глаза все, что думал и знал. Оставалось только сочувствовать.
— Да не переживай, — сказал Степа Кашину. — А то я сейчас тоже рассоплюсь, а мне этого сегодня нельзя. Мне еще тормозного кондуктора надо дождаться, а вечером собрание проводить. Что же с этим Тимкой Кипиным делать, вот ума не приложу…
— Ты же тогда твердил мне: дезертир Тимка, дезертир трудового фронта! Вот и поступай соответственно.
— Но ведь сам-то ты по-другому думал!
— А, ладно! — Злому на весь свет Семену было не до Кипина. — Вон мой поезд идет.
— Так ты правда, что ли, сестру встречаешь? — заморгал глазами Степка.
— А ты думал — шпиона, что ли? Эх вы, опер Казначеев… Ну, пока!
— На собрание-то придешь?
— Приду.
Подошел, с лязгом и скрежетом остановился поезд. Семен пошел вдоль вагонов, высматривая Надьку. Он знал, что сестра страшно любит прятаться и потом с визгом вылетать из неожиданных мест, и поэтому часто оглядывался. Но все-таки прокараулил: она наскочила сзади, обхватила и завопила на весь перрон: