— Есть маленько, — солидно ответил пацан.
— Ну, так я запишу, чтобы не забыл.
Он сунул бумажку в карман Абдулкиного пиджака.
— А я тебе тем временем мелки куплю. Только вот что: надо того человека, что ты на реке видел, обязательно разыскать. Так что гляди в оба! А как увидишь — или последи, или как-нибудь, а только дай мне знать обязательно. Ну что, поможешь?
— Если увижу, что ж не помочь.
— Договорились, значит. Ну-ка скажи, как он выглядит?
Записав приметы, Кашин проводил Абдулку на улицу, шлепнул по тощему заду:
— Дуй!
Только тот скрылся в переулке, из дверей выскочил дежурный:
— Ты чего это, а? Ты куда его дел-то?
— Отпустил! — беспечно ответил Семен.
Муравейко выругался и сплюнул:
— И откуда вас таких понабрали? Давай, отпускай! Пусть всё растащут!
— Не указывай! — огрызнулся агент. — Что бы ты понимал в оперативной работе…
— У меня тоже работа! У меня этот аппарат в розыске числится. Что теперь с ним делать?
— Прекратить по нему розыск, разве не понятно? А завтра я его сам и в губоно отнесу, и подцеплю, только и дел!
Муравейко потоптался, усмехнулся и сказал:
— Ну, неси, если хочешь. А только я тебе так скажу: без порядка вы все живете. Каждой вещи, каждому человеку должно быть свое место. Вот этому, — он указал в сторону, где скрылся Абдулка, — место в домзаке: он вор. А ты его отпустил — воруй! Если каждый так станет, какой же будет порядок? Поэты! А отвечать кому? Много на себя берете! Вы берите столько, сколько положено, и ни грамма больше! А то надорвешься, смотри, вроде Баталова, царство ему небесное. И-эх вы, друзья…
За дежурным хлопнула дверь.
Кашин стоял, рассматривая носки штиблет. Рассуждения Муравейко вернули его к мыслям о Баталове. И — вроде бы! — в рассуждениях этих было рациональное зерно. Так в чем же Миша ошибся? Взял на себя груз больше положенного? Значит, не прав сейчас и я, отпустив Абдулку? Допустим, это моя ошибка. Ну, а если Абдулка выведет нас на убийцу Баталова — тогда кто будет прав?
Во дворе соседнего дома, губмилиции, раздавались команды — шел развод. Из ворот выезжали конные, выходили пешие милиционеры. На тротуаре маячил Тереша. Он не пропускал ни одного развода. Молодцевато тянулся, выпятив живот, и отдавал честь. Лицо его было сонным и значительным.
— Привет, Тереша! — сказал Кашин. Тот щелкнул каблуками. — Будь другом, дай совет: как дальше-то жить?
Рюпа медленно повернулся к нему. Щеки его налились кровью, набухли. Лоб пересекла поперечная складка. Семену показалось, что сейчас Тереша изречет истину, которой не постичь обыкновенному человеку. Дурак покрутил шеей и, ткнув Кашина толстым пальцем в плечо, сказал: