Возвращение блудного сына (Соколовский) - страница 71

— В чем дело-с?

— Если вы думаете, что я за этим сюда шел, — Кашин отодвинул стакан, — то вынужден огорчить…

— Разве-с? — улыбнулся в сторону баянист. — Ах, скажите! А я было обрадовался: сижу бобыль бобылем целыми днями, хоть бы, дескать, живая душа навестила! И уж так-то я вам обрадовался: выпьем, думаю, по стопочке, разговоры заведем… Ах, какие интересные могут получиться разговоры! Ведь мы оба люди незаурядные, верно-с?

— За себя не могу сказать. — Семен вздохнул. — Насчет своей незаурядности крепко сомневаюсь.

— И зря, зря! — замахал руками Витенька, словно испугавшись. — Есть, есть незаурядность, и большая-с! В прошлом нашем разговоре немало ее выказали!

— М-да… Интересно, Виктор Федорыч, что за незаурядность вы во мне углядели. Тонкость, что ли?

Гольянцев сник, понурился:

— Я уж думал, ты об этом забыл. Надеялся, дурачок! И ведь знал, что придешь, а все равно надеялся. Эх… — Он снова разлил водку. — Что ж, давай поговорим, если так. О чем, бишь, был тогда разговор?

Кашин перегнулся через стол:

— Мне нужен Лунь. Лунь, понял?

— Не знаю такого. — Витенька повел головой, голос его был равнодушен. — Не знаю.

— Или Черкиз.

Баянист быстро вобрал голову в плечи, театрально выбросил руки ладонями вперед и залопотал:

— Нет, нет! Нет его, понимаешь? Ни для меня, ни для тебя. Впрочем, не знаю, возможно, относительно тебя ошибаюсь. Но для меня — нет, точно! Что ты, боговый, разве ж я себе враг — такими делами играться? Я хоть и ничтожен, а жить люблю-с!

— Чего боишься? Как он узнает, что происходит между нами? Не думаю я, чтобы он за тобой следил.

— А ему и следить не надо, — покривил рот Витенька. — Достаточно, что подойдет, в глаза заглянет, к плечу склонится, понюхает, скажет пару слов, и — нет человека! Полная хана-с. Так что не уговаривай, не пойду я на это дело, душа моя. На Черкиза тебе выхода от меня не будет.

Семен вскочил, рванул ворот:

— Заморочил ты меня, гадюка…

Он повернулся к стене, ткнулся в нее лицом.

Застучала ложка — это Витенька хлебал суп. Голос его был вкрадчивый, словно изнеможенный:

— Разве ж я вам, любезный, обещал Черкиза? Да ну, не помню. Однако вы зря расстраиваетесь. Посудите сами, как я могу вам его отдать? Ведь это мне многое надо знать: куда, когда придет, с кем — ну, понимаете? Воленс-неволенс придется быть любопытным. А таких, как известно, не больно жалуют. Так что не обессудьте, не вижу резона через любопытство свой конец постигать, да… Не расстраивайтесь, еще раз говорю. Из любой ситуации можно найти выход, разве не так-с?

Кашин отстранился от стены, поглядел в его сторону. Баянист уловил это движение, заторопился: