— Э, да ты и злой к тому же! Что, не получилось?
— Кто его знает, сам не разберусь…
И Семен рассказал, как он ходил к Витеньке.
— Зачем же сердиться? — выслушав, сказал Войнарский. — И то хлеб. Неплохо, неплохо.
— Да ну его к черту! — зарычал Семен. — Вот юлит, вот юлит. Я, мол, человек сложный и простым людям не очень-то доверяю. Для него сложный негодяй милее, чем простой праведник. А я думаю — обыкновенный подлец.
— Что я тебе отвечу? — с грустью проговорил Юрий Павлович. — В чем-то ты прав, наверное. А все-таки скажи мне кто-нибудь, что я личность простая, без сложностей, — ведь обижусь. Вида не покажу, а обижусь. Мало ли чего время и природа в человеке не намешают! Вот разбираться во всем этом мы с тобой и поставлены.
— Что вы! Разве разберешься?
— Приходится, такое дело. Я вот теперь тоже мучаюсь: кажется, никто лучше меня не знал Мишу Баталова… Эх, парень, парень — от всех ушел, все скрыл. Ты не думал, Сеня, почему так получилось?
Кашин не ответил, только поежился.
— Н-да… Тоже сложный был человек. Все хочу домой к нему сходить, с бабкой потолковать, да времени нет. И тебе неплохо бы, все-таки по его следу идешь.
— Я схожу! — серьезно пообещал Семен. — Обязательно схожу. Вот что еще: неужели самое главное — перед собой оправдаться?
— Нет, это вряд ли. Во всяком случае, сложностью этой ничего оправдать нельзя. А Гольянцева я немного понимаю. Натура такая — трусливая, всеми битая. Чего уж теперь, казалось бы, надо человеку? И жизнь, по сути, прошла, и место сытое, не пыльное, а тоже, смотри, справедливости ищет. По-своему, а ищет. Я вот думаю, не появись ты тогда в ресторане, он все равно бы нашел к нам лазейку.
— А почему же он Баталову не помог?
— Может, и помог, откуда ты знаешь? А может, и не помог, вот теперь и терзается, что на его глазах парень сгорел.
Семен повернулся резко, хотел что-то сказать, но Войнарский остановил его:
— Тише! Глянь-ка туда. Видишь, язенок плавится? Видишь?
Язенок всплывал, плескался, ввинчивался в зеленую глубину гибким своим телом. Вдруг что-то быстрое и тяжелое ударило рядом, пузырьки взвились вверх, и рыба, испуганно дрогнув, стремительно унеслась к тени прибрежных ив. А Семен Кашин, кинувший гальку, стал следом за Войнарским подниматься по угору.