Он вдруг вспомнил о своей дорожной сумке. Как всякий врач, Нострадамус постоянно брал с собой aгенцин, годный также и в качестве рвотного. Еле дотащившись до кровати, прижимая руку к подложечной впадине, он рванул замок на сумке. «Если мне удастся полностью очистить желудок, тогда еще, быть может, есть шанс выжить!» Но он увидел, что коробка с медикаментами исчезла.
И снова адские боли в сердце, дрожь от коварного яда, все глубже проникавшего вместе с кровью в организм. Мишель уже готов был покончить с собой, во вдруг сквозь слезы, застилавшие ему глаза, увидел перья: какой-то гость епископа забыл шляпу возле окна.
Шатаясь, Мишель вырвал из шляпы перо и ввел его мягким концом себе в горло.
Несмотря на то что сердце разрывалось от боли, Нострадамус освобождал желудок, пока не начал отхаркивать одну лишь горькую слизь. За окном мало-помалу рассветало. Наступила полная слабость, страшное истощение сил. Он понимал, что это наступила вторая фаза отравления. Врач осознавал это, чувствуя, как слабеет пульс. Очертания комнаты принялись расплываться. Наступала тьма, и он все глубже погружался в ее круговорот.
Подчиняясь инстинкту жизни, Нострадамус вытащил кинжал и резко всадил его себе в предплечье. Боль снова вернула его к реальности, и поэтому удалось сохранить способность действовать. «Прочь отсюда! — подумал он. — Это единственный выход».
Нострадамусу повезло, что после ночной попойки он рухнул на постель, не раздеваясь. Не надо было тратить силы. Он накинул только легкий дорожный плащ, прихватил здоровой рукой рану. Боль привела его в чувство, и он помчался по лестницам. У дворцовых ворот он наткнулся на стражу и уже подумал было, что разоблачен, уже растерялся, но один из стражников, принявший, видимо, Мишеля за приятеля епископа, осклабился и открыл ворота.
Мишеля шатало из стороны в сторону, вместе с болью. Удержаться на ногах ему теперь помогал свежий воздух. Перед глазами промелькнул фасад церкви, он увидел около портала нищего, рассчитывавшего, вероятно, пощипать прихожан перед заутреней… Нострадамус оторвал руку от кровоточащей раны, дрожащими пальцами вытащил тяжелые монеты из кошелька, сунул в руку христарадника три-четыре золотых и распорядился:
— Экипаж! Позаботься о нем, ладно?
И тут же рухнул на ступеньки. Снова пришлось запустить ногти в кровавый рубец; оставалось надеяться, что нищий не обманет. В полубессознательном состоянии Мишель чувствовал, как его тащат в карету, слышал шаркающие шаги, увидел перед собой испуганное незнакомое лицо. Он сразу догадался: это клошар, а кучер везет его к Жаку Керве.