— Сюда нужно каждый день ходить, в гости к каждой иконе по очереди. Жаль, невозможно, — сказал Яша. — Давай тут посидим немного. Ты устала?
— Да нет, с чего бы? — ответила выносливая Аня. Она присела на белолапую музейную банкетку, огляделась и заметила вдруг: — Столько красного! Я никогда не замечала, что его столько. То есть знала, на это же всегда указывают в книжках, но не проникалась до сих пор, знаешь ли. Вот только теперь вдруг… А у нас сейчас, в наше время, красный — что? Кровь, революция там, красное знамя труда. Или мода дурацкая, когда все в красных куртках. И целый век, целый век так. Все переиначено, оболгано, бездарно адаптировано не знаю для каких бездарей, и, по-моему, мы красный цвет просто перестали видеть. Духовный дальтонизм, а? А здесь… Ой-ой-ой!
— Здесь — ой-ой-ой, — согласно кивнул Яша. — Здесь недоступная повседневности радость, божественный свет, огонь. Мне, невежде, кажется, что не обошлось без изначального огнепоклонства, которое в нас живо и жить будет. Вот Иоанн Дамаскин что-то такое говорил об огне: «Огонь есть одна из четырех стихий, и легкая, и более остальных несущаяся вверх, и жгучая вместе, и освещающая, созданная Творцом в первый день». А еще есть Неопалимая Купина — это ведь Богоматерь, а Богоматерь — это и жизнь, и спасение. Но красный цвет в иконах тоже бывает и смерть, и кровь, но все через приятие.
— Не в, а на иконах, Яша, — поправила шибко грамотная Аня. Надо же было ей, слушавшей открыв рот, тоже чем-то отличиться.
— Я специально сказал в. Мне больше нравится в, — терпеливо объяснил Яша. — Икона — это окно, через которое не мы смотрим, а смотрят на нас или являют нам что-то в этом окне, приобщают таинств… Там своя событийность, в том мире. Там все взаправду происходит.
— Происходит и смерть, и кровь… — задумалась Аня. — Но как ты сказал? Через приятие? То есть…
— То есть все, конечно, драматично, но без трагедии. Трагедию мы сами выдумываем. А там… Горение духа. А смерть, кровь?.. Трагедии нет, потому что пролитая кровь не пропадает втуне. Да хотя бы и киноварью обращается, этой самой красной краской… — улыбнулся Яша и почесал ухо. — Иконописцы ее черпают (им дано) и щедрой рукою… скажем, выкрашивают плащ святого Георгия. Или ту самую пещь — геенну огненную, роковое местечко.
— Яков, мы с тобой сейчас договоримся до не знаю чего, — тихо засмеялась Аня. — Ты мне сам сейчас будешь видеться в обратной перспективе.
— О, это высокая честь — так видеться! Не всякому позволено, а только вот им, — обратил лицо к иконам Яша. — И кстати, еще о красном. Он же разный, видишь? Великое множество оттенков.