— Что за дела! Отдай бороду, чувырло!
«Бу-бу-бу-бу-бу!» — ответил рыцарь. В смысле, сам ты чувырло, Сашка. Поднял забрало и высунул наружу нос.
— Сам ты чувырло, Сашка, — повторил Никита, теперь вполне отчетливо. — Не узнал?
— Ки-и-ит! Ух, ты! — выдохнул Сашка. — Прикидик-то классный! Печальный образ рыцаря? Или как там оно?
— Рыцарь печального образа! А не образ печального рыцаря, или как вы там выразились, Дедушка Мороз? — встряла Дашка.
— Знаком с Никитой? — спросила у Сашки ангелица в кудрявом капюшоне.
— Может, пойдем с нами? — спросил красный Дед Мороз по имени Дэн у синего Деда Сашки. — Два Деда Мороза лучше, чем один. — Один синий, другой красный, два веселых Деда.
— Ну… Можно, вообще-то, — недолго раздумывал Сашка. — Не со «шнурками» же Новый год встречать. В смысле, хуже нет, когда с предками у телика сидеть… Только у меня еще два адреса, здесь и рядом.
— Поможем коллеге? — обратился Дэн к феям, гномам, принцам и прочим сказочным существам.
— А как же, — за всех ответила добрая ангелица Таня.
— А как же! — подтвердили прочие. — Поможем коллеге.
— Только недолго, не затягивать, — напомнила рыжая чертовочка Даша, придерживая длинный хвост с кисточкой. — Иначе нам придется на Третью линию скакать галопом по сугробам. Бр-р-р!
* * *
В вычурном, богатом и не слишком удобном зрительном зале клуба «Орфеум» на месте фонтанчика с беломраморной девой установили елку под потолок, в модном наряде — всю в серебре и золоте, и рассыпали по ней крупинки полимера, внешне ничем не отличимого от настоящего снега, белого, сверкающего. Гирлянды огней мерцали на елке и вдоль балюстрады. Карнавальная публика теснилась у перил и близ сцены, сдвинув столики и кресла почти впритык. Не от особого почтения, питаемого к стилю регги, странноватой, неухоженной музыке, не от особого почтения к Эм-Си Марии, выступавшей в первом отделении концерта, но потому, что огромная елка загораживала обзор, а концерт под Новый год был престижный, и следовало рукоплескать, обернувшись лицом к исполнителю, на виду у всех.
Аня, предполагая неудобство, заранее заняла местечко у самой сцены, ближе к крохотным кулисам и теперь смотрела на профиль Эм-Си, шоколадно-фиолетовый в свете рампы. Смотрела, и притоптывала, и раскачивалась в такт. И Эм-Си пела только для Ани, низко опуская челюсть, высоко поднимая брови, резко поводя худыми плечами, рассыпая косички. Каждый из ансамбля у нее за спиной, казалось, поглощен был собственной музыкой и играл ее, собственную, никак не согласуясь с прочими и с самой Эм-Си. Но в целом все звучало на удивление дружно, как дружны на свете цветы, трава, бабочки, птицы, хотя не знают об этом и колышутся, колосятся, цветут, порхают, летают вроде бы и сами по себе, но мы-то видим картину в целом. Это был такой особый стиль Эм-Си, прославивший ее: