— Алиев, возьмите Севостьянова и кого-нибудь из ваших солдат и спуститесь к реке…
Алиев, видно, тоже был поражен этой резкой тишиной. Вытащив из-под сиденья шофера нейлоновый шнур, он подождал Севостьянова, кликнул одного из минометчиков, и они втроем, привязавшись к шнуру, начали спуск.
До места, где начальник штаба установил для колонны первую стоянку, было уже недалеко, и Малышев разрешил шоферам подходивших машин короткий отдых. Солдаты выскакивали через борта, садились тут же на дороге, иные ложились, отдыхая и прислушиваясь к той самой тишине, что встревожила Малышева.
Шнур, привязанный к машине минометчиков, снова натянулся и задрожал: разведчики вылезали из ущелья.
Первым появился Севостьянов. В руках у него был какой-то белый мешок. Встав на обочине дороги, Севостьянов раскрыл мешок — это была его нательная рубашка, — и Малышев увидел трепещущую форель. Рубашка была набита до отказа.
— А рыба зачем? — сухо спросил Малышев.
Следом поднялись Алиев с солдатом. У обоих были такие же мешки. Севостьянов с обидой сказал:
— Если вы меня к себе взяли, должен я теперь о вас заботиться? А рыба царская.
Алиев, передав свой мешок солдату, по форме доложил:
— Река ушла вся. — И другим тоном сказал: — Столько этой рыбы пропадает! Бьется на камнях, пузырится в озерцах. Собрали, сколько могли. Не пропадать же добру. Там и так полно шакалов и воронья.
Все разошлись по машинам. Севостьянов, с его мокрым мешком на коленях, был смешон, но Малышева тронула его забота. Правда, капитан тут же забыл об этом. Им уже завладели другие мысли.
Значит, река действительно скатилась вся. Ему стало стыдно за свои недавние сомнения — не преувеличивают ли его начальники последствия так называемой катастрофы? Катастрофа действительно произошла!
В шестнадцать двадцать они достигли первого горного кишлака. Площадь была полна народу, как будто людей созвали на митинг. Но разговаривали все вполголоса, как в доме тяжелобольного, осторожно переходили от одной группы к другой, словно ждали утешения. Все это были старики. На вопрос Малышева, а где же молодежь, указали на восток — ушли на завал…
Малышев разрешил короткий привал — машины тоже нуждаются в отдыхе.
Возле машин с прицепом, на которых были погружены катер и понтоны, собрались несколько местных шоферов. Они шагами измеряли длину машины и прицепа и цыкали сквозь зубы: «Нет, не пройдет!» Малышев знал, что дальше дорога станет уже, но эти утверждения злили его. Он понимал, что колонне придется трудно, тем более ночью, но предпочел бы слова ободрения, ведь среди его шоферов были и совсем еще молодые. И обрадовался, когда старшина Сенцов громко сказал: